Высшая справедливость - Микаэль Юрт

– Ида, это Себастиан Бергман из Госкомиссии, – позвал он достаточно громко, чтобы Ида услышала из глубины квартиры, но при этом довольно спокойным тоном, чтобы избежать излишнего любопытства со стороны соседей по лестничной клетке.

Ничего не произошло.

Анне-Ли снова позвонила в дверь. На этот раз она долго не отпускала кнопку. Себастиан попытался заглянуть в щель для писем. Угол обзора был весьма ограничен, но Себастиан смог разглядеть пол – на полу ничего не было.

– Ида, ты нас слышишь? Это Себастиан! Из Госкомиссии! Нам нужно с тобой поговорить!

Снова ничего.

Себастиан поднялся и взглянул на Анне-Ли, которая уже доставала телефон.

– Как поступим?

– Нам нужно попасть внутрь, – приняла решение Анне-Ли. Она спустилась на несколько ступенек, набирая номер, а Себастиан так и остался стоять в нерешительности у Идиной двери.

Менее чем через десять минут прибыли патрульные с необходимым оборудованием для вскрытия двери. Несмотря на собственную уверенность в том, что в квартире пусто, Себастиан вновь сел на корточки и прокричал в почтовую щель предупреждение. Оставался призрачный шанс, что Ида всего лишь спит, и если она проснется, решив, что кто-то пытается проникнуть в квартиру, то будет в панике.

Дверь поддалась, и вскрывший ее полицейский в форме отступил в сторону. Себастиан сделал шаг внутрь.

– Ида…

Тишина. Одинокое письмо на полу у двери. В квартире ни шороха. Воздух спертый, затхлый, неплохо бы проветрить. Они двинулись дальше. Свет оказался зажженным и в гостиной, и в кухне. Себастиан зашел в кухню. Как и в первый раз, когда он здесь был, везде царили чистота и порядок. Исключение составляли бумажный пакет, брошенный на полу, и кое-какие продукты, оставленные на столешнице у мойки. Один из ящиков был выдвинут. Себастиан заглянул туда. Кухонная утварь. Ножи, ситечки, деревянная вилка, лопатка, венчик и прочее. Взгляд Себастиана скользнул по столешнице. Какие-то консервы, кусок сыра, пачка масла, яйца, упаковка замороженных тефтелей, туалетная бумага. Некторые из этих товаров совершенно точно чувствовали бы себя лучше в холодильнике, если не в морозилке. Себастиан поднял пакет с пола и заглянул внутрь. Там обнаружился чек. Датирован двадцать первым октября. Шесть дней назад.

Внезапно с другого конца квартиры донеслись ругательства Анне-Ли, и Себастиан поспешил туда.

– Что такое?

Не говоря ни слова, она кивком указала на спальню. Себастиан заглянул внутрь. На полу валялся уже знакомый джутовый мешок, а одежда и белье Иды были брошены у изголовья кровати.

– Черт побери. Мы опоздали.

Почти одновременно они оба обернулись к двери в ванную. Это было единственное помещение в кварире, которое они пока не осмотрели. Дверная ручка подсвечивалась красным – ванная была занята. Обуреваемый нехорошими предчувствиями, Себастиан застучал в дверь.

– Ида, это Себастиан, из Госкомиссии!

Не отвечает. Из-за закрытой двери не доносится ни звука. Вновь обмен взглядами с Анне-Ли, вновь полицейский в форме. Замок вскрыт.

Себастиан сделал глубокий вдох и распахнул дверь. Он надеялся, что обнаружит Иду, скрюченную на полу, не в силах пошевелиться, парализованную ужасом.

То, что увидел Себастиан, повергло его в глубокую печаль.

Ида лежала в ванне.

Вода в ней была красной от крови.

На полу – нож для фруктов.

Глубокие открытые раны вдоль одного предплечья. Открытые глаза застыли, уставившись в пустоту. Тело распухло, пробыв в воде… с 21 октября, догадался Себастиан. Шесть дней.

Себастиан словно собственными глазами увидел, как Ида решилась на это – одна или с чьей-то помощью. Она пришла домой, начала разбирать пакет с покупками, сзади к ней подкрался тот, кто дожидался ее. Он усыпил ее и затащил в спальню. Потом она очнулась с мешком на голове.

Если повторное нападение смогло сломить Терезу, что говорить об Иде? Она уже была раздавлена. Недели, проведенные в изоляции, лишь усугубили проблему, Себастиан был убежден в этом. Так много времени… для размышлений, самокопаний, раскаяния. И никого рядом, кто протянул бы ей руку.

Никто ей не помог.

Себастиан попятился из открытой двери, снедаемый угрызениями совести. Он тоже не помог ей. Ничего не сделал. Когда Ида очнулась с мешком на голове, она, вероятно, сразу решила, что больше не в силах терпеть эту муку. То, что было в ее душе надломлено, сломалось окончательно, и самые ужасные мысли вырвались наружу, затопив ее сознание, заставив захлебнуться слабый голосок, призывавший найти выход, найти способ выстоять и идти дальше, несмотря ни на что. Волна чистого отчаяния, противостоять которой оказалось невозможно.

И вот она идет в кухню, достает фруктовый нож и возвращается в ванную, чтобы уже оттуда не выйти…

Угрызения совести – эмоция, которой Себастиан давно не испытывал и, по правде говоря, даже не был уверен, что способен испытывать – сменились гневом. Этим людям за многое придется ответить. Однако (в этом Себастиан даже сам себе не хотел признаться) дело становилось все более интересным. Группа лиц, или как минимум два человека, прекрасно владеющие собой, что весьма необычно в контексте преступлений против половой неприкосновенности. Они не допускают случайностей.

Они действуют в соответствии с планом, хладнокровно, эффективно, осознанно.

Они сознательно выбирают жертв.

Теперь профили предполагаемых преступников можно было составлять заново. Они избрали первую жертву не по признаку территориальности. Их мотив не имел ничего общего ни с властью, ни с контролем, ни с женоненавистничеством, ни с сексом – ни с чем из того, на чем изначально строилась версия полиции. Мешки и шприцы нельзя списывать со счетов, но их роль заключалась не в расчеловечивании жертвы и не в обеспечении тотального контроля. Теперь даже нельзя утверждать, что преступники в прошлом могли экспериментировать с БДСМ.

После повторного нападения на Терезу и гибели Иды придется заново все обдумать.

Себастиан достал мобильный и набрал номер Торкеля. Коротко рассказал о том, что случилось дома у Иды. Поинтересовался, добрались ли Торкель с Ваньей до Клары.

С Кларой необходимо поговорить.

Она даст им ключ к разгадке, в этом Себастиан был уверен.

* * *

– Ида умерла?

Клара выглядела совершенно потерянной. Они настояли, чтобы она поехала с ними в участок, несмотря на то, что стояла уже глубокая ночь. Клара хотела остаться у себя дома, но Торкель с Ваньей пояснили, что разговор лучше будет продолжить на их территории, и та не стала протестовать. У Ваньи промелькнула мысль, что Клара так или иначе понимала, о чем пойдет речь.

Она не была обескуражена.

Рано или поздно она ожидала чего-то подобного.