Страшная тайна - Диана Уинн Джонс

Ник ринулся в ванную. Роб осторожно спустил на пол все четыре копыта, отбросил одеяло и тяжело поднялся.

– Уй! – Он невольно схватился за бок, там, где Мари наложила многочисленные швы.

Взгляд Мари обратился на него с расфокусированным профессиональным интересом. В ней явно стало больше жизни. Она посмотрела, как Роб, осторожно переставляя копыта, обошел квачек и вдвинулся в ванную. Я подумал, что там ему едва хватит места. Ник ему поможет. Я вернулся к стихам.

Дорога, естественно, была здесь, в комнате, более или менее у меня под ногами. И всегда будет открыта и для меня, и для кого угодно, поскольку была в некотором смысле самодостаточна. Эта вавилонская конструкция была древним-древним, основополагающим волшебством. Ник, а потом и Роб вышли из ванной, но я, не обратив на них внимания, прошагал по той части дороги, которая лежала внутри комнаты. Она шла странно, наискось. Чтобы не сойти с нее, мне пришлось отодвинуть кресло Мари к самой кровати. Поймав дорогу, я двинулся по ней к двери и через каждые несколько шагов ставил справа свечу в подсвечнике. Между первыми двумя свечами был всего шаг, расстояние между остальными должно было быть больше, а потом еще больше; всего их получилось девять. Затем я прошел в обратном направлении и поставил по свечке напротив каждой из первых девяти, так что у меня получились две параллельные цепочки на расстоянии примерно фут друг от друга, из девяти свечек каждая. Потом я опять вернулся к двери и посмотрел, правильно ли у меня получилось.

Правильно. Хотя я поставил свечи двумя параллельными линиями, с порога, где я стоял, казалось, что передо мной тропинка, которая резко сужается к дальнему концу. От иллюзии перспективы комната вдруг стала вдвое просторнее.

Я поманил Ника к себе.

– Слушай меня внимательно, – сказал я ему. – Вам с Мари предстоит путешествие. Ей придется идти пешком. Вот почему нужно, чтобы ты отправился с ней и помогал ей. О том, что будет по пути, я тебе рассказать не могу, потому что об этом почти ничего не известно. Но я знаю, что будет нелегко. Тебе нужно обязательно провести ее и туда, и обратно, чтобы вышло так на так. Вернуть ее сюда так же важно, как доставить туда. Понимаешь? – (Ник кивнул.) – В конце пути, – продолжал я, – может быть город, или крепость, или что-то совсем другое. Мы не знаем. Но вы сами поймете, когда там окажетесь. И тогда каждому из вас будет дозволено попросить только о чем-то одном, и это должно быть что-то такое, что вам очень нужно. Проследи, чтобы Мари попросила, чтобы ей восстановили и вернули вторую половину. Постоянно напоминай ей об этом. Себе проси что угодно, но сделай так, чтобы Мари попросила вернуть ей вторую половину, иначе все труды пойдут прахом и виноват будешь ты. Ясно?

Ник снова кивнул – очень серьезно.

– Нам идти туда? – Он показал на двойной ряд незажженных свечей. По голосу было слышно, как он старается не показать, что ему во все это не верится.

– Когда мы зажжем свечи, – сказал я, – ты увидишь дорогу. Надеюсь, что увидишь, но не уверен. Мы такое не каждый день проделываем. И есть еще одна очень важная вещь. Тебе надо пройти весь путь – и туда, и обратно! – за время, пока горят свечи.

– Это же всего несколько часов, – удивился Ник. – Так ведь?

– Я изо всех сил постараюсь, чтобы они горели как можно медленнее, – ответил я. – Но – да, времени расслабляться у вас не будет. Постарайся идти вперед, что бы ни случилось. Все понял? Ты готов?

Ник кивнул. Я подошел к креслу и помог Мари встать – маленькой, едва теплой, такой легкой. Стояла она уверенно. И даже прошла несколько шагов, когда я потянул ее, но шла она медленно, дрожа и шаркая, и голова вяло свесилась на плечо – Мари по-прежнему смотрела на квачек. Ник крепко взял ее за другую руку.

– Идем, Мари, – сказал он. – Нам надо пройтись. Тебе придется бороться. Ты же знаешь, какая ты сильная, когда разозлишься как следует. Разозлись, Мари, ну давай!

Мари на это откликнулась. Голова повернулась к Нику, и я увидел, как губы произнесли что-то вроде «разозлись». Одна рука еле заметно дернулась вверх – хотела поправить очки на носу.

– Получается! – сказал Ник. И повел ее к двери, где начиналась двойная цепочка свечей. – Что нам теперь делать?

– Мы с Уиллом зажжем свечи, – ответил я, – и при этом произнесем нужные слова. Если ты тоже знаешь слова, говори вместе с нами. И как только увидишь остальную дорогу, иди. Готов?

Ник вымученно улыбнулся, Мари так и навалилась на него.

– Готов, не готов – все равно надо идти.

Мы с Уиллом бросились к дальнему концу двойной цепочки свечей. У нас были зажигалки. Зажигать ими свечи неудобно, но когда творишь старое волшебство, огонь полагается высекать сталью по кремню. Мы зажгли первую пару свечей, тут же перешли ко второй и начали декламировать общеизвестную часть тайны. Как и все старинные заклинания, эта строфа содержит инструкции к самой себе:

Роб тоже произносил слова – я заметил. Интересно. Мари, кажется, повторяла слова за Ником. Ник читал стихи охотно и вдумчиво, пока до него не дошло – я это увидел, – что ему придется уговаривать Мари пройти семьдесят миль, нет, сто сорок, за время, пока горят свечи. Он запнулся, взглянул на меня с ужасом – но продолжил читать.

Потом я продекламировал свою строфу. Мне показалось, что дальше по порядку идет именно она:

На середине строфы у Ника округлились глаза. Я увидел, что он смотрит на что-то далеко за стенами комнаты. Он потянул Мари, и они медленно пошли вперед между двумя рядами свечей. Мы двинулись к ним, высекая огонь из зажигалок, которые все больше разогревались у нас в руках, – зажгли свечку, двинулись дальше, снова зажгли… Теперь я прочел строфу Стэна:

Нам остались последние две свечи. Как бы медленно ни ступала Мари, они с Ником уже приближались к стене комнаты. Уилл нажал на кнопку зажигалки. И обжегся, и лицо его сморщилось от боли, когда он прочитал свою строфу:

Мы зажгли последнюю пару свечей, скорчившись в тесном пространстве под дверью, и оба еле сдержались, чтобы не охнуть, – зажигалки были раскаленные. И от двери – к моему облегчению и восхищению – было видно дорогу. Извиваясь, уходила она в колеблющееся темное пространство за последними двумя свечами, и была эта дорога то ли вымощена, то ли высвечена неярким серым светом. Кругом намечался сельский пейзаж – непостижимый и удивительный, поскольку находился совсем не на том уровне действительности, что обрамлявшие его ковер и занавески. Как и говорилось в строфе Стэна, тянулся он далеко-далеко – «отсюда – и вперед». У меня отлегло от сердца, поскольку древнее волшебство подействовало – и подействовало, спасибо Уиллу, даже не затронув узел, – а еще – поскольку держать путь открытым гораздо легче, если видишь его. На каком бы уровне действительности ни находился пейзаж за дверью, в его физическом существовании сомнений не было. Сразу за последней парой свечей дорога резко уходила под гору. Ник и Мари спускались туда, и видно было только макушку Мари и выше. Значит, они уже не слышат нас. Это меня обрадовало. Оставалось произнести еще одну строфу, и я надеялся, что они ее не услышат. Когда мы с Уиллом начали ее читать, Роб опять подхватил стихи: