Росстань - Альберт Гурулев
Шрифт:
Интервал:
— Ты этого пока не говори никому, — засмеялся Касьян. — Здешние девки проходу не дадут. Женихов тут в Беренчее мало.
Парень оказался разговорчивым. И сам расспрашивал о здешней охоте, о рыбалке, о деревне. Спрашивал, у кого можно остановиться на квартире.
— Ха, квартира! — удивился Иннокентий. — К любому заходи — не прогонят. Поживешь, осмотришься, потом выберешь хозяев по характеру. Я дом дострою — ко мне можешь приходить.
— По-доброму и мне надо дом строить.
— Дело, — соглашается Иннокентий.
За стеной проскрипели шаги. Глухо стукнула промороженная, в белых прожилках инея, дверь. На пороге — моложавый мужичок в меховой куртке, в высоких оленьих унтах.
— Управляющий, — шепнул приезжему парню Иннокентий.
— Здравствуйте, — поздоровался управляющий с приезжим. — Здравствуй, Касьян. С тобой, Иннокентий, мы виделись. Ты, Касьян, поди, пушнину принес сдавать? Так приемщик сейчас здесь будет.
— Не принес еще, но сдавать надо.
— Так давай неси.
— Я тогда сейчас, — Касьян нахлобучил шапку.
Он вернулся быстро, вывалил из чистого холщового мешка прямо на пол груду меха. Для Касьяна этот момент всегда вроде праздника. Он деланно небрежен к добытой пушнине, разговаривает тогда громко и совсем не об охоте, а о всяких пустяках. Касьян любит, чтобы в конторе в этот момент были люди — свидетели его охотничьей удачи.
— Можно? — приезжий парень протянул руку, взял темную шкурку соболя. Встряхнул, огладил осторожно.
— Знаешь, какого кряжа? — спросил его управляющий.
Парень отрицательно мотнул головой.
— Откуда?
— Баргузинского. Видишь, какой темный? Дорогой. А вот этот енисейского.
— И этот красивый.
— Соболь все ж таки.
— Еще неделю-другую хотел в тайге пробыть, — говорит Касьян, — да вот с Гришкой беда случилась.
— Я, Касьян, хочу спасибо тебе сказать, — управляющий произнес это серьезно, почти торжественно. — Опоздай еще немного привезти его в деревню — и, врачи говорят, каюк бы Гришке. И хорошо, что сюда привез, в Беренчей. В Чанинге бы ему тоже каюк пришел. А так — жив мужик остался.
— Я о рации тогда скучал. Позвонил бы: алло, и вертолет вот он, прилетел.
— Будут со временем и рации у нас.
— Будут, — Касьян недоволен, — когда еще будут.
— Это вы все один добыли? — приезжий тронул Касьяна за рукав.
— Другие больше добывают. — Но Касьян доволен. — Если приживешься у нас, могу тебя в следующий сезон с собою взять. Только пораньше об этом сообщи мне.
— Правда? — обрадовался парень.
— А чего не правда? Тайга большая, всем места хватит. И в зимовьях места хватит. Звать меня Касьяном. Запомни.
— А меня Петром.
— Вот и познакомились. При случае в Чанинге будешь — в гости заходи.
Так ты о моих словах не вспоминаешь? — спросил управляющий Касьяна. — Ну о том, чтоб переехать вам всей Чанингой сюда.
— Вспоминаю, — ответил Касьян и понял: он действительно думал о переезде и Иннокентия нашел, лишь бы еще раз убедиться, что переезд нужен.
— Так, значит, убедил я тебя, — расплылся в улыбке управляющий.
— Может, и ты убедил, — согласился Касьян.
— Я тут для вас, чанингцев, вырезку одну из газеты принес.
— Можно и прочитать, коли интересно.
Управляющий порылся в столе, достал неровно оборванную четвертушку газетного листа.
— Вот это особенно прочитай, — показал управляющий обведенное карандашом место.
«Давно уже, даже в самых медвежьих уголках нашего района, стали обычными радиоприемники, фотоаппараты, городская мебель. И процесс приобщения к благам цивилизации продолжается. Люди тянутся к поселкам, где есть клуб, школа, почта, оставляют малолюдные заимки. Рождается тип нового охотника, который по-прежнему любит тайгу, азарт охоты…»
Правильная заметка. Но Касьян знает: ни заметка, ни управляющий не могли бы убедить его в переезде до тех пор, пока не созрело решение в душе. А когда оно созрело? Быть может, когда решил Касьян везти Гришку не в Чапингу, а в Беренчей. Быть может, и в этот момент.
Всем интересен разговор между управляющим и Касьяном: и Иннокентию, и приезжему молодому парню Петру.
— Ты ведь, Касьян, для Чанинги как стопорное бревно в заломе. Ты переедешь, и все поедут.
— Ну уж, — говорит Касьян, — я держу! Ну переедем всей заимкой, а жить где будем?
— Это моя забота. На улице не оставим.
— Ты вот парня, Петра, посели вначале.
— И его поселим. Его-то проще всего — один.
Из конторы Касьян вышел вместе с Иннокентием.
— Чудной народ. Не сидит на месте, — говорит Касьян. — Из деревни в город бежит, из города к нам стремится. Не поймешь — кому что надо.
— Плохо разве, что к нам едут?
— Да разве я говорю — плохо? Только иной городской поживет, поживет, помучается без сноровки и опять уезжает. Были же такие случаи. А наши молодые ребята в городе по улицам штанами метут.
Кому-кому, а Иннокентию известно все это. Конечно, разве заменишь этим приезжим парнем сыновей Ивана, того самого Ивана, у которого он в дому живет? Сыновья Ивана начали охотиться с детства. И добрыми охотниками стали. Но вернулись из армии, отпромышляли по сезону, насытились тайгой и уехали. Оба уехали. На каких-то курсах теперь в городе учатся.
— Мой Мишка вернется.
Касьян поправил шапку, ощупал в кармане пачку денег.
Веселая сейчас для Касьяна улица, добрая. И нынче за белку, не в пример прошлому году, лучше заплатили. В два раза больше.
— Так ты серьезно решил переезжать? — спросил Иннокентий. Но Касьян не ответил.
Касьян возвращался домой. Еще три поворота реки, и будет видна раскинувшаяся на угоре, старая таежная Чанинга. Можно путь и сократить: махнуть прямо через некрутую редколесную горушку. Касьян еще сам не решил — каким путем идти, а Сивый уж повернул с реки. Хитрому коняге все тропы известны, а лучше всех — тропа домой.
Некрутая горушка, а, пока добрался до верха, ноги у Касьяна налились тяжестью, заныли. Дорога сегодня была дальняя, нелегкая. На перевале, откуда видна вся деревушка, Касьян приглядел короткий пень, сел покурить. Отдохнуть надо, да и чего спешить — привычное это дело — возвращаться из тайги домой.
С горушки вся Чанинга видна, вот она. Все восемь домов. Не прибавилось, не убавилось. Хотя — это видимость одна. Чанинга — пустая наполовину. Вон над берегом стоит заколоченный дом стариков Парамоновых. Уехали Парамоновы еще прошлой зимой. И не куда-нибудь, а сразу в город, к дочери. Плакали старики, говорили, в городе, видно, придется и помирать, а все ж таки за домом просили приглядывать. Хотя недолго стоять стариковскому дому. Летом речка смирная, а когда хлынут из тайги снеговые воды, река рушит берег, подбирается к постройкам. Еще весна-другая и — все.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!