Стратегии гениальных мужчин - Валентин Бадрак

И все же: почему Юнг, влияние которого в медицинском научном мире начало возрастать, решил присоединиться к сомнительному с точки зрения успешности движению психоаналитиков, совершенно по-иному трактовавших природу психических расстройств? Ведь он отдавал себе отчет в том, как трудно вырвать из закостенелых мозгов укоренившиеся взгляды. Анализ действий молодого врача приводит к заключению, что уже тогда он подсознательно чувствовал, что ему самому в скором времени придется столкнуться с коррекцией восприятия человечеством очень многих вещей. А поддержка Фрейда (конечно же, при твердой вере в правоту его многих взглядов) означала еще и публичность, в которой Юнг нуждался для освоения совершенно новой для себя деятельности (в отличие от творчества и исследований в плодоносной тишине) – получении навыков влияния на людей, используя свои знания о них и прогрессируя на высокой волне новаторства. Когда произошла их первая встреча, Юнгу не было еще и тридцати двух, в то время как Фрейд уже разменял шестой десяток. Но несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте, они проговорили тринадцать часов без перерыва. К слову, лишь через год после этой встречи произошло эпохальное для новой медицинской теории событие – первый конгресс Международной психоаналитической ассоциации.

Со многим в теории Фрейда Юнг не соглашался с самого начала и очень многое не принял, но это не помешало ему впитать лучшее из разработанного Фрейдом как в области познания психики, так и в области воздействия на психику окружающих. Особенно коллективного, так называемого ритуального воздействия, феномен которого так четко уловил отец психоанализа. Речь идет в том числе и о том, что собрания психоаналитического общества проходили согласно любопытной ритуальной схеме, такой, которую некоторые исследователи сегодня склонны рассматривать как создание атмосферы религии и поклонения, где Фрейд отводил себе незыблемое место пророка. Действительно, современные анатомы фрейдовского психоанализа довольно небезосновательно полагают, что он намного превзошел первоначально отводимую ему скромную роль нового метода лечения психических расстройств. Внутренне освобождение и достижение полной свободы на фоне превращения медицинской теории во всеобъемлющее мировоззрение со своим собственным пророком-прорицателем во главе очень много значило для осознания Юнгом, чего он, в конце концов, жаждет и каким образом следует строить жизненную стратегию.

Вряд ли будет ошибочным утверждение, что именно годы с Фрейдом дали Юнгу возможность если не ревизии, то определенной коррекции собственных целей. Именно общение с таким колоссом, как Фрейд, позволило Юнгу поверить в возможность создания собственной ветви-модели медицинско-религиозного движения, превратить ее в целостное обособленное и влиятельное направление и, возглавив дело, распространить как можно шире на планете. Что и говорить, задача, достойная титана. Но Юнг не был бы Юнгом, если бы не верил в свою правоту, в свои силы и не смотрел на себя как на мессию. Если Ницше ставил перед собой задачу изменения системы человеческих ценностей на более рациональную и приближенную к природе, Фрейд – создания нового мировоззрения, основанного на осознании роли сексуальности, то Юнг хотел быть не только создателем, но и полноправным обладателем новой харизматично-мистической религии. Юнг становится одержимым этой идеей. На ее реализацию у него ушла практически вся жизнь – от встречи с Фрейдом и до последнего для.

Ясно, что рано или поздно Юнг и Фрейд должны были разойтись, ибо ни одного из них по своей человеческой сути не устраивало второе место. Оба были самодостаточными лидерами, способными продуцировать и реализовывать идеи. Оба были готовы не оглядываться на большие и малые жертвоприношения на пути к цели. Хотя интересно утверждение историков психоанализа (например, Джона Гедо и Питера Хоманса) о том, что еще находясь в рядах фрейдовского движения, Юнг предложил старшему товарищу трансформировать психоанализ в движение, которое с помощью его «могучих прозрений смогло бы освободить целую культуру». То есть Юнг еще колебался, и, может быть, если бы Фрейд дал ему неограниченные полномочия, подкрепленные собственной поддержкой, швейцарец не покинул бы своего учителя так скоро. Более того, предложение Фрейду говорит о том, что Юнг мыслил очень рационально и готов был действовать столь же последовательно, сколь и энергично. «Две тысячи лет христианства должны получить равноценную замену», – написал он Фрейду в своих откровениях, обрисовывая, как виртуозно можно было бы обыграть психоаналитические толкования мифов с точки зрения создания мощных рычагов для воздействия на массы. Молодой Юнг придавал огромное значение символам, понимая их исключительную роль для развития религиозного течения.

Но принятие такого предложения своего лучшего ученика означало бы недопустимую модернизацию взглядов самого Фрейда, и в частности появления некоего религиозного культа, возвеличивавшего духовное и ставящего на вторые роли открытую им сексуальную природу человеческих взаимоотношений. Естественно, такого не могло бы случиться никогда – Зигмунд Фрейд был ортодоксом и ничто не могло заставить его что-либо поменять. Поэтому Фрейд отказался стать основателем религии, оставив себе роль основателя психоанализа…

И потому же Юнг, который уже почувствовал в себе силы для движения своей собственной дорогой, не желал более оставаться в учениках. Он уже знал, как придать психоанализу более широкий контекст, его учитель отказался от его предложения, значит, путь вперед был свободен. Юнг был склонен видеть впереди свет, и он видел его. Он больше не чувствовал финансовой, психологической или какой-либо другой зависимости. Он успел устроить и личную жизнь, женившись и произведя на свет детей. А отдаваясь во власть полигамии, в том числе имея интимные связи со многими своими пациентками, он избавлялся от избытка сексуальной энергии, часто свойственного активным преобразователям мира. Он также избавился от дискомфорта времен юности, устранив при помощи самоанализа большую часть собственных комплексов. Он начал строить собственный дом – будущую обитель нового, невиданного доселе учения, имеющего религиозно-мистическую основу. Он жаждал новых головокружительных высот, и бившая в нем загадочными ключами энергия позволяла строить гигантские планы. Поэтому разрыв с Фрейдом, которого он все же назвал «первым по-настоящему значительным человеком» из всех встреченных на жизненном пути, Юнг прошел психологически достаточно легко. Это была веха, точка на местности, которую следовало отметить, после чего двигаться дальше еще более быстрыми и решительными шагами. Юнг пережил разрыв намного легче, чем стареющий учитель: после разрыва судьба Зигмунда Фрейда его больше не заботила. Он достиг высот своего идеала и одновременно поднялся над ним. Он свято верил в силу харизматических движений и в то, что они нужны всегда блеклому и всегда нуждающемуся в воле человечеству. Из этой веры и родилось желание создать новую систему – набор мистических символов, который имел бы внутреннюю силу, достаточную для влияния на мир.

Со свойственной ему решительностью Карл Густав Юнг бросился реализовывать свои амбициозные планы. Во-первых, благодаря защите научных трудов он получил доступ к университетам и вообще к публичной практике – классический и очень надежный способ возвестить миру о своих идеях. Во-вторых, он не только не прекращал своих исследований, но и активизировал свои поиски, в результате чего его имя все больше звучало и звук этот становился все более внушительным. Уйдя с поста президента Международного психоаналитического общества после четырех лет управления им, Юнг уже через два года организовал собственный Психологический клуб в Цюрихе – недюжинная работа, учитывая необходимость наличия значительного количества сподвижников. И наконец, в-третьих, Юнг кардинально решил вопрос обеспечения собственной деятельности, для чего еще раньше – в возрасте тридцати четырех лет – оставил клинику и перебрался в уединенный дом на окраине тихого городка Кюснахте. Еще через несколько лет была построена «Башня» – собственный дом на берегу Цюрихского озера, оформленный в стиле пристанища одинокого и великого оракула-провидца. Подлинное творчество требовало существенного ограничения общения с людьми, а работа в уединении стала потребностью великого искателя. Высокая самоорганизация сделала его работу более рациональной и эффектной. Последнее является не таким уж простым делом, поскольку предусматривает сосредоточение на стратегически ценных направлениях, что возможно лишь посредством отказа от многого, представляющегося на первый взгляд не менее важным. История знает много примеров, когда достойные идеи не были реализованы из-за рассредоточения усилий.