В тени побед. Немецкий хирург на Восточном фронте. 1941-1943 - Ханс Киллиан

– Что можно сделать, профессор?

– Во время войны, пожалуй, ничего, господин генерал. Необходимо изменить принципиальное отношение офицеров медицинской службы. На первом месте должен стоять долг врача, а не медико-санитарная тактика и администрирование.

– Говорите открыто, дружище, – вставляет генерал.

– Судите сами, офицер медицинской службы одновременно является и врачом, и офицером. У него двойная задача. Выполнять он ее может только либо как врач, либо как офицер. Некоторые добросовестные коллеги переживают внутренний разлад, хотят они того или нет.

– А что говорят по этому поводу солдаты?

– Им нужен не офицер медицинской службы, – бойко отвечаю я, – а врач, который поможет!

– А как обстоят дела с лечением раненых на нашем участке?

Я кратко описываю положение и указываю на раздробленность медицинских подразделений, на недостаток хирургов и их нецелесообразное распределение по территории.

– Корень всех бед, господин генерал, кроется в отсутствии полевого госпиталя на холмском участке фронта!

Арним бросает пристальный взгляд на полковника. Затем в ярости заявляет:

– Он у нас есть. Дело в том, что у нас отобрали единственный полевой госпиталь, профессор. Я категорически протестовал, но безуспешно.

Осторожно я пробую намекнуть:

– Господин генерал, то, что я вам сейчас скажу, мне, по идее, не следует говорить. Дело в том, что за вашим боевым участком расположен полевой госпиталь, который простаивает.

Генерал смотрит на меня.

– Вы ведь это не серьезно!

– Мы немедленно распорядимся! – негодует полковник.

– Когда главный врач армии узнает, от кого вам это стало известно, меня немедленно расстреляют.

– Если уж здесь и будут стрелять, то по моему приказу, – замечает генерал. – Завтра я в любом случае лечу в главный штаб фюрера. Вы не хотите проводить меня до Локни на моем бронированном автомобиле?

– С удовольствием, господин генерал.

– Я должен возвращаться в Дно.

Генерал граф Арним был тем беднягой, которому после поражения генерала Роммеля в Африке достался разгромленный корпус армии. Ему пришлось стерпеть унижение (он вынес его хладнокровно), когда генерал Эйзенхауэр отказался ему, пленному, подать руку. Потом генерал Монтгомери, маленький человек в ухарском берете, от души пожал ему обе руки. Граф Арним во всех отношениях был достоин крепкого рукопожатия.

21 июня в четыре утра мы отправляемся в путь. Маршрут пролегает по территории, где действует крупный партизанский отряд, насчитывающий около трехсот человек. По распоряжению полковника наш бронированный автомобиль сопровождают два танка. Рассказывают, что ночью партизаны пересекли трассу и заложили мины, после чего снова скрылись в лесу.

В Локне мы сердечно прощаемся с генералом Арнимом. Далее до Дно я добираюсь на обороняемом вспомогательном поезде. Внезапно около Шицинова происходит вынужденная остановка. Наши танки едут вперед одни. Что случилось? Обнаружен партизанский отряд. До нас отчетливо доносится шум боя. Медленно текут часы. Мы ждем. Партизаны скрылись в лесу, их пытаются окружить.

Проходит целая ночь. Лишь под утро дорога снова свободна. Едем дальше в Дно. По пути проезжаем место сражения. Все кончено. Слева и справа от железнодорожного полотна лежат тела убитых.

Мы уже в двух километрах от города, видны дома, как вдруг раздается ужасающий грохот. Земля содрогается от мощных взрывов. Поезд так резко тормозит, что нас отбрасывает в разные стороны. Только тут до нас доходит, что произошло: русские бомбят вокзал и лагерь с боеприпасами возле Дно. Выскочив из вагона, мы с изумлением наблюдаем за буйством адского огня. Один за другим взрываются снаряды. Периодически в воздух взлетают картузы[41] с боеприпасами. Должно быть, в городе дела совсем плохи.

А в это время на вокзале меня как раз должна была встречать машина медицинской службы. Если водитель, добродушный швабский парень, приехал вовремя, он наверняка попал под бомбежку. Я беспокоюсь о нем.

Медленно тянутся минуты, часы. Наконец, становится спокойнее, нам дают знак, что можно ехать. Поезд потихоньку приближается к вокзалу, к горящим и дымящимся развалинам. Мы останавливаемся, немного не доехав до конца. Я в спешке спрыгиваю с поезда и во всей этой сутолоке пытаюсь разыскать водителя с автомобилем. Но их нигде не видно – никаких следов. Оставив всякую надежду, в конце концов бегу в военный госпиталь, расположенный неподалеку. И что я вижу? У входа, цел и невредим, стоит наш водитель и посмеивается. Я хватаю его за плечи:

– Дружище, слава богу, вы живы. Неужели во время этой заварушки с вами ничего не случилось?

– Нет, нет, – отвечает он на своем швабском диалекте, – я приехал слишком рано, господин капитан, и дожидался здесь. Едва собрался выезжать, тут и громыхнуло. С машиной тоже все в порядке.

Лазарет совсем не пострадал. Лишь доставили несколько новых раненых. И стекла повылетали.

На этот раз обошлось.

В Порхов нагрянул главный врач армии. Нас, консультантов, вызвали к нему. Наверное, он хочет призвать меня к ответу по поводу моей беседы с генералом фон Арнимом. Он появляется в окружении огромной свиты, выходит из моторного вагона, точно предводитель войска, а все мы выстраиваемся перед ним. Отдав дань служебным формальностям, он требует, чтобы я проследовал за ним в вагон для особого разговора. Ага, думаю, началось. В купе он резко налетает на меня:

– Что было нужно от вас генералу фон Арниму? Что вы с ним обсуждали? Я требую подробностей!

– Господин генерал пригласил меня в гости, – отвечаю я подчеркнуто любезно. – Его интересовало хирургическое лечение раненых в районе Холма. По долгу службы я ввел его в курс дела.

– Вы не имеете никакого права обсуждать ни с кем из корпусных генералов или дивизионных командиров медицинские вопросы и организацию медицинской службы. Эти господа ничего в них не смыслят и не разбираются в таких вещах.

Улыбнувшись, я отвечаю:

– У меня совершенно не возникло такого впечатления, господин генерал-майор. Напротив, оба господина проявили большую заинтересованность и любопытство. Господин генерал даже попросил меня поподробнее рассказать ему о некоторых болезнях. Например, о газовой гангрене. Конечно, мы обсуждали и другие вопросы.

– Какие?

– Общего характера.

– Яснее!

– Проблемы развития медицинской службы в настоящее время.

– Иными словами, вы позволили себе критику!

Я молча смотрю на него. Он резко отворачивается и вперяет взгляд в окно. Я упрямо молчу, предоставляя ему слово. После недолгой паузы он с яростью заявляет: