Искушение проклятого демона - Ольга Силаева

— Да, — шепнула я. — Сделай меня своей.

Резкий рывок — и мгновенная боль. С моих губ сам по себе слетел растерянный стон, и Тень накрыл их поцелуем, словно вбирая в себя каждую ноту.

— Я обожаю тебя, сумасшедший демон, — прошептала я.

Тихий смех.

Я знал, что ты это скажешь, Дара-Закладка.

Наши пальцы расплелись, и я обхватила его за шею, оглушённая чудом, которое создало нас заново. Руки Тени скользили по моему телу, будто запоминая все сокровенные линии моего тела, и я таяла, покоряясь ему, отдаваясь ему полностью, забыв обо всём остальном. А самым потрясающим в эту минуту было его лицо. То, как он кусал губы, сдерживая стоны, — и как наконец начал раскрываться мне навстречу, переставая быть сдержанным. И обессиленный, поддался, открываясь наслаждению.

Ниро. Мой Ниро.

Я прижалась его щеке, будто к якорю, и время потеряло смысл, оставшись там, за дверями. Здесь была лишь наша ночь — и страсть, захлестнувшая нас двоих.

Мы двигались всё быстрее, и наконец я хрипло вскрикнула, отдаваясь отчаянному порыву, и меня накрыла ослепительная вспышка, словно передо мной открылась сама тьма, а внутри неё вспыхнули звёзды. И призрачные крылья обхватили меня, когда я взлетела на невидимых качелях.

— Ниро, — прошептала я, когда он выдохнул следом.

Его расслабленная улыбка в эту минуту была лучше всяких слов.

Крылья за его спиной, замерцав, исчезли. Мы упали набок, и я оплела его руками и ногами, прижимаясь к его груди.

— Так как лучше? — прошептала я. — Здесь или во сне?

— И там, и там, конечно же, — пробормотал Тень, прикрыв глаза. — Пока ты не попросишь пощады.

— Ещё посмотрим, выстоит ли твоя катана против моих клинков, — серьёзно сказала я, дуя ему в лицо. — Ты сдашься первым, Ниро Мореро.

— Тень, — поправил холодный усталый голос.

Я тихо засмеялась:

— Не для меня.

Мы устроились на подушках, прижавшись друг к другу, и Тень накрыл нас тонким атласным покрывалом.

Я приподнялась на локте, вглядываясь в закрытые глаза, в загадочно сомкнутые губы. Что ещё я о нём узнаю? И что он узнает обо мне?

.. И скажет ли Тень мне когда-нибудь о своей любви? Или его держит ещё один страшный приказ от Церона, о котором я даже не подозреваю? Или.

Я пробежалась пальцами по мерно вздымающейся груди.

— Тень, — шепнула я. — Хочу тебя снова. Кто там обещал научить меня считать до четырёх? Ресницы Тени дрогнули, и он открыл глаза.

— Не после такого дня, — неожиданно откровенно признался он. — Я засыпаю. Но следующей ночью тебе не хватит пальцев на ногах и руках, чтобы сосчитать мои безумства.

Я засмеялась.

— А тебе — мои.

Тень придвинулся ко мне и обнял за плечи.

— Не сомневаюсь.

— Я всегда буду с тобой, — заплетающимся сонным языком пробормотала я, закрывая глаза.

Я заснула почти сразу, откинув голову ему на плечо. И последним, что я ощутила, были его руки, обнимающие меня крепче, и губы у моего виска.

Мы проснулись от сигнала тревоги. За окном в предрассветном сумраке горел сигнальный огонь на башне — и я, едва продрав глаза, бросилась за одеждой. И тихо выругалась, когда поняла, что мои изодранные в очередной раз штаны и рубашку было уже не спасти.

— Посмотри в шкафу, — зевнул Тень, застёгивая рубашку. — Я распорядился, чтобы запасная одежда для тебя была и здесь, и во дворце.

Я быстро влезла в плотные штаны знакомого кроя и застегнула чёрную шёлковую рубашку. Нацепила пояс и, помедлив, достала из кармана старых штанов белоснежный шарф, с которым не расставалась ещё с катакомб.

— Так и носишь его в кармане? — поднял брови Тень.

Я расправила шарф в руках. Мягкая ткань сияла в полутьме так, что нельзя было ею не залюбоваться.

— Жаль было потерять. Или испачкать в крови, или допустить, чтобы его разорвали в пылу битвы, или…

Тень хмыкнул, ничем не выдав своего разочарования, но мне хватило одного взгляда, чтобы немедленно завязать тонкий прозрачный шарф на горле.

Тень бросил на мой шарф беглый взгляд и усмехнулся.

— Тебе идёт.

— Я знаю.

Должно быть, что-то в моём лице выглядело особенно беззащитным, потому что лицо Тени вдруг изменилось. По нему скользнуло что-то. Нежность?

И тут же исчезло, сменившись решимостью.

— Пять минут, — коротко сказал он. — Поешь.

Я успела лишь перехватить кусок хлеба с мясом и закусить остывшим печёным яблоком, как хлопнула дверь и раздались быстрые, отрывистые реплики. Я не вслушивалась, какие приказы отдавал Тень: меня слишком потрясло лицо его адъютанта. Глаза человека, который знал, что жить ему осталось считаные часы.

— На стены, — только и сказала я, торопливо затянув шнуровку на ботинках.

— Идём.

Мы взобрались на стену почти бегом — и я замерла от вида, который нам открылся.

Рощица, на которую мы смотрели с Тенью вчера с башни, была изглодана начисто. Обломки деревьев валялись повсюду, пышные кроны лежали растоптанными.

Зато огромный мавзолей посреди рощицы, наполовину утонувший в земле, было видно прекрасно. И широкие ступени, ведущие вниз, в катакомбы. Ступени, откуда без конца лились потоком дикие демоны.

Мы молча смотрели, как они топчутся на месте вокруг рощицы, делая всё более и более широкие круги.

— Словно они ждут чего-то, — пробормотал Тень.

— Я тебе скажу, чего они ждут, — раздался голос Конте, и мы разом обернулись. — Филастров.

Я похолодела. Филастров наподобие того демона, что изувечил Конте в катакомбах? Дьявол, если это было правдой…

— Нам понадобятся охотники, — севшим голосом сказала я. — Кто-то, кто умеет защищаться и чертить пентаграммы быстро и правильно. Мальчишек с куском мела здесь будет недостаточно. чёрт, их просто затопчут!

— Я всё равно набрал десяток добровольцев, — мрачным голосом сказал Конте. — И орал на них, пока не убедился, что они не перепутают символы стихий даже в темноте. Но без опыта. слишком мало, Закладка. Даже одного филастра мы не выкосим просто так.

Я судорожно вздохнула. И тут раздались крики.

Мавзолей сотряс неимоверный грохот. Левая сторона ступеней, ведущих в катакомбы, обрушилась, и вслед за ней немедленно провалилась другая. И с рёвом, оглушающим даже наблюдателей на стенах, наружу вылезли две огромные туши, каждая ростом в половину крепостной стены.

Когда за ними вылезли ещё две, мне сделалось дурно.