Дж. Д. Сэлинджер. Идя через рожь - Кеннет Славенски

Неудача с экранизацией «Человека, который смеялся» окончательно отвратила Сэлинджера от Голливуда. Больше он не отдаст ни один свой рассказ ни в руки кинопродюсеров, ни в руки театральных режиссеров. С этого момента Сэлинджер будет охранять каждое свое произведение столь же ревностно, как и «Над пропастью во ржи». Отказавшись экранизировать «Человека, который смеялся», Уолд в том же письме выразил желание приобрести права на роман «Над пропастью во ржи». «Передайте, пожалуйста, мистеру Сэлинджеру, — просил он Суонсона, — что я не потерял интереса к его шедевру «Над пропастью во ржи». Как бы я хотел убедить его, что эту вещь просто необходимо перенести на экран». Принимая во внимание плоды профессиональной деятельности Уолда (в то самое нремя продюсер работал над экранизацией «Пейтон-Плейс»), л также его желание интерпретировать «Человека, который емеялся» в комедийном ключе, можно лишь порадоваться, что его отказ спас как рассказ, так и его автора от почти неизбежного издевательства.

Завершив работу над «Зуи», Сэлинджер решил воссоединиться с женой и дочкой. В первые дни мая 1957 года он снова отправился в Нью-Йорк, где Клэр и Пегги жили в квартире, оплачивавшейся ее отчимом. Передав окончательный вариант «Зуи» в руки Уильяма Шона, Сэлинджер попытался убедить Клэр уехать с ним в Корниш. Клэр была внутренне готова к этому, но она три раза в неделю посещала психиатра, и тот посоветовал ей вступить с мужем в переговоры.

Встретившись с Сэлинджером, Клэр выставила ему ряд условий. Муж должен проводить больше времени с ней и Пегги. Когда он работает у себя, ей и ребенку разрешается принимать разнообразных визитеров. Дом следует обновить и расширить, оборудовать в нем детскую комнату. Участок привести в порядок и расчистить площадку для игр. Более же всего Клэр настаивала на свободе путешествий. Ей хотелось выезжать не только в Нью-Йорк, но и в места с более теплым климатом, когда зима становится непереносимой, и даже совершать длительные круизы, способствующие излечении от неврозов.

Сэлинджер на все условия согласился и взялся за дели Он нанял рабочих для строительства детской комнаты и садовников для окультуривания участка. Он обещал Клир, что они будут чаще приглашать гостей и что он начнет проводить с семьей больше времени. Они решили отправиться в длительное путешествие на Британские острова, где Клэр провела детство и где Сэлинджеру так понравилось в 1951 году О своих планах посетить Европу он написал взволнованные письма Лернеду Хэнду и Джейми Хэмим тону. Возможно, писал Сэлинджер, они вообще не вернутся в Корниш, а поселятся где-нибудь в Шотландии, куда его тянуло давно.

«Зуи» появился в «Нью-Йоркере» 14 мая 1957 года. С самого начала его читателям сообщается, что перед ними «вовсе не рассказ, а нечто вроде узкопленочного любительского фильмика в прозе». Так выполняется давнее намерение автора написать «об украденной паре кроссовок», закрутив сюжет вокруг двух младших Глассов — Фрэнни и Зуи, точно так же, как «Плотники» вертятся вокруг Симора и Бадди. В повести много внимания уделяется тому, чтобы еще больше сблизить читателя с семьей Глассов, но потребность Сэлинджера ставить во главу угла духовные ценности берет верх над всем. Причем автор с самого начала предупреждает о смысловой многослойности «Зуи», говоря: «Это сложный, или многоплановый, чистый и запутанный рассказ о любви».

В октябре 1945 года Сэлинджер заявил журналу «Эсквайр», что ему трудно писать просто и естественно. «В моем сознании полно крахмальных воротничков, — признался он, — и хотя я их выбрасываю всякий раз, когда нахожу, какие-то непременно остаются». В 1957 году «крахмальные воротнички» не исчезли из произведений Сэлинджера, но из неизжитой литературной претенциозности они превратились в склонность к интеллектуальному снобизму, разделяющему мир на просветленных и на не удостоившихся света. В «Зуи» Сэнлинджер хотел освободиться от последнего из своих «крахмальных воротничков» как на литературном, так и на духовном уровне. В «Зуи», написанном просто и естественно, Сэлинджер пытается очистить свой стиль от интеллектуального тщеславия, которым он грешил прежде и которое довело Фрэнни Гласс до нервного срыва. Действие повести начинается через три дня после событий, описанных во «Фрэнни», и показывает героиню, свернувшуюся калачиком на кушетке в квартире Глассов. Одержимость Иисусовой молитвой довела ее до физического и духовного изнеможения. Повествователем, как следует из зачина, является старший брат Фрэнни Бадди Гласс, который намерен вести рассказ от третьего лица.

На первый взгляд кажется, что незаурядность детей Глассов превращает их в своего рода анклав, противопоставленный грубому миру, или, как говорит Бадди Гласс, «что-то вроде семантической геометрии, в которой кратчайшее расстояние между двумя точками — наибольшая дуга окружности». В этой избранности можно усмотреть самый «жестко накрахмаленный» из сэлинджеровских «крахмальных воротничков» — пристрастную любовь к тесному кружку сверходаренных персонажей. Тем не менее пристальное изучение «Зуи» показывает, что предмет повествования — недостатки персонажей, а не их достоинства.

Как явствует из посвященного ей рассказа, вера Фрэнни в Иисусову молитву из «Пути странника» пробудила в ней некий духовный снобизм, отрезавший ее от остального мира и теперь грозящий отчуждением от собственной семьи. Если в рассказе «Фрэнни» это ощущение своей исключительности — ее личный недуг, то в «Зуи» он предстает как наследи'' ее братьев Симора и Бадди. Чтобы ввести этот мотив, Сэлнм джеру пришлось пересмотреть трактовку появления у Фрэнни «Пути странника» — во «Фрэнни» говорится, что она взяла книжицу в библиотеке. В «Зуи» уже сказано, что «Путь странника» она нашла на столе у Симора, где та пролежала все семь лет, миновавшие с его смерти. Этой поправкой Сэлинджер не только осудил Симора за то, что тот навязал догму самой юной из членов семьи, но и объяснил кризис Фрэнни отчужденностью всего клана Глассов от мира.

Зуи, младший из старших братьев Фрэнни, впервые предстает перед читателем в ванной, где мать семейства Бесси Гласс убеждает его попытаться вывести Фрэнни из ее болезненного состояния. Однако Зуи сам страдает от более незаметного, но от этого не менее разрушительного душевного кризиса. Его поглощает внутренняя борьба со своим «я», ему мешает окончательно повзрослеть религиозное воспитание, которое настолько его возвысило, что восстановило против окружающих.

По авторской воле Сэлинджера, Зуи называет ванную комнату своим «скромным храмом», а хозяйственная Бесси мысленно перечисляет более сорока предметов, помещающихся в аптечке. Каждый предмет тесно связан с человеческим «я». Кремы, пилки для ногтей, пудры и тюбики с зубной пастой — все они перемешаны с памятными мелочами из жизни каждого члена семьи: морскими раковинами, старыми театральными билетами, сломанными часиками. На случай если читатель еще не догадается, что все эти предметы символизируют болезненную сосредоточенность на себе, Сэлинджер заставляет Зуи заняться ногтями, что во всех его произведениях является самым явным свидетельством эгоцентризма.

Второй эпизод состоит из разговора между Зуи и Фрэнни, и действие переносится в гостиную. Антураж данной сцены можно рассматривать как наиболее символичный во всем рассказе. Из описания комнаты видно, что для Фрэнни это своего рода духовная гробница, место, где витают призраки прошлого. Набитая всевозможными вещами и мебелью, она создает атмосферу темную, тяжелую, пропыленную. Каждый отдельный предмет мебели, каждая царапинка или пятнышко, книга или домашний сувенир описаны во всех подробностях с историей их здесь появления. С каждым предметом, с каждой его особенностью или изъяном связаны воспоминания, незримо здесь присутствующие и словно клубящиеся над спящей Фрэнни, подобно образам давно выросших или давно умерших детей.