Аттила. Собирается буря - Уильям Нэйпир

Неужели в результате они не пришли ни к чему, и все оказалось бесплодной затеей?

Казалось, собиралась огромная толпа. В племени черных гуннов, подчинявшемся Руге, насчитывалось, вероятно, четыре тысячи человек. Из них не менее тысячи являлись воинами. С другими родственными кланами их становилось десять или двадцать тысяч. И теперь, хотя никто не мог сказать точно, сколько именно, количество бойцов увеличилось еще в несколько раз. Среди них были десятки тысяч вооруженных. Могущественная армия! Вскоре многие захотят ринуться в битву. Словно снопы, связанные в год невообразимого урожая, палатки воинов Аттилы протянулись повсюду, куда не кинешь взгляд. Сто тысяч? Двести? Кто скажет? Кто мог бы сосчитать? Гунны стали опасаться своей все растущей численности.

Так что, едва забрезжил мрачный рассвет, мир показался совсем иным многим кутилам, вождям и второсортным правителям, главарям банд и разбойничьим царькам. Мечта о всемирной империи уже не казалась столь легко осуществимой.

Аттила вышел из дворца, скрестил на груди руки и сказал, что следует собрать великий совет, и тогда он станет говорить. Воины спросили, когда нужно это сделать, а каган улыбнулся и ответил:

— Сейчас.

Затем он приказал явиться вождям разных племен, Баян-Казгару, Куридачу, Чаратону, Рваному Нёбу, всем своим избранным и командирам полков. Остальные же пусть толпятся вокруг, как хотят.

В рядах послышалось тихое роптание. Воины, недостаточно хорошо подумав, стали выражать недовольство. «Много выпьешь — долго спишь», — гласит одна гуннская пословица. Но деспотичный полководец позволил провести под одеялами не больше двух-трех часов. Он сам, Аттила, который, как все видели предыдущей ночью, пил кумыс пиалу за пиалой, ни разу не дрогнул и не дал повода для грязных слухов. Сейчас каган носился среди палаток, очевидно, в превосходном состоянии после такого короткого сна. Он ухмылялся. Зубы сверкали, как у голодного волка, золотые серьги раскачивались, отражаясь в солнечном свете раннего утра. Верховный вождь выкрикивал каждого по имени, которое отлично помнил.

— Империю не завоевать, если долго спать! — орал Аттила при входе в палатки, склонившись с седла. — Встряхни свои старые кости, Баян-Казгар! Ты никогда не станешь богатым и красивым, если будешь лежать в юрте, защищаясь от ветра! Вперед, в совет! Вот где решается, как пойдет война!

Затем каган исчез в облаке пыли, отправившись мучить Рваное Нёбо. Тот, еще не успев протрезветь, находился в полусонном состоянии, устроившись между двумя любимыми женами.

Бедный Баян-Казгар, чувствуя себя тем утром далеко не Прекрасным Волком, вылез из палатки, с трудом выпрямился и туманным взглядом окинул окрестности.

Он смотрел на степи с блестящим серебряным горизонтом, необычным для позднего лета, когда уже повеяло прохладой. Небо было синевато-серым и тяжелым, отчего часто начинала болеть голова. Посреди палаток еще печально дымили костры, а в загонах стояли лошади с влажной от росы спиной, повесив промокшие головы. Везде, неохотно пробуждаясь ото сна из-за своего неутомимого и невероятно энергичного командира, воины чувствовали, что язык покрыт налетом, в горле пересохло, живот болит, в висках стучит. Казалось, будто каждый устал за сотню человек. После менее чем трех часов сна настроение у воинов было далеко не самым лучшим.

Но они покорно стали выходить, спотыкаясь, из палаток. Люди знали: таково решение верховного вождя, которому в первую очередь надлежит беспрекословно подчиняться. Оставшиеся внутри юрт жены снова перевернулись, с облегчением вздохнули и заснули.

Аттила сидел с одной стороны круга совета на своем простом деревянном троне. Большие кулаки верховного вождя сжались вокруг резных украшений в форме лошадиных голов. Глаза сверкали. В центре стоял темный деревянный ящик. Вожди и командиры расположились по кругу, позади собиралось все больше и больше любопытных. По правую руку от кагана сидел его брат Бледа.

С момента возвращения Бледа мало говорил с Аттилой, если не считать вежливых и стандартных выражений после благополучного прибытия гуннов домой. Но Аттила знал, почему. Бледа любезно уступал сейчас трон, поскольку прекрасно понимал: он скоро займет его снова с помощью византийской армии. Прошлой ночью, пока Бледа, вдрызг пьяный, лежал у входа в шатер, около которого были лужи рвоты, а жены, за которыми никто не наблюдал, таинственным образом исчезли, Орест тихо перешагнул через распростертое тело и быстро все обыскал. Через пару минут он нашел то, что хотел. В маленькой оливковой коробочке (руки милого сердцу греческого умельца, как с одобрением заметил верный раб) находилось четыре свитка. Они оказались посланиями со двора императора Феодосия, написанными, как обычно, в цветистом и напыщенном византийском стиле. Первое начиналось так:

«Нашему Возлюбленному Брату Бледе, сыну Мундзука, сына Ульдина Великого, Нашему Самому Привилегированному Союзнику, Нашему Оплоту против восточных полчищ, Нашему Самому Ценному Другу, Владыке Всей Скифии при Феодосии, Второго после Всемогущего Бога на Земле, Нашему Дорогому Брату во Христе. Приветствуем!»

Значит, теперь Бледа официально считался последователем Христа, так, что ли? Орест ухмыльнулся и положил свитки обратно в коробочку. Никогда не перестаешь удивляться.

Когда проворный грек вышел наружу, то подумал, как легко было бы наклониться и перерезать Бледе горло. Тогда обвинили бы, вероятно, одну из жен, вернувшуюся после веселой ночи с любовником, после того, как обнаружили эту свинью — мужа, заградившего вход в шатер и мешавшего нормальному существованию. Женщину слегка поругали бы, а вскоре и простили. Но нет. Бледу ожидает традиционная судьба — несчастный случай во время охоты, случайная стрела.

Аттила взглянул на брата и великодушно улыбнулся. Идиот! Кто вскормил этого червя? Что за гнилое чрево родило на свет его, самого тупоголового поросенка из всего помета?!

Бледа подслеповато улыбался Аттиле в ответ.

Когда же он займет трон? А когда мул ожеребится, когда осленок залетает, когда из луны, куда попала стрела, пойдет кровь!

Аттила отвернулся от брата и начал излагать свой план вождям.

По его словам, несомненно, поскольку трава на лугах редеет из-за огромного количества лошадей, другого крупного рогатого скота и овец, необходимо подумать о том, чтобы сняться со становища и повернуть на юг, направившись к зимним пастбищам возле Каспийского моря.

Седой кривоногий старый Куридач, вождь гефалитских гуннов, кивнул и погладил свою длинную узкую бородку.

— Каспийские зимние пастбища — отличное место, там растет зеленая трава. А здешние степи обглоданы подчистую. Мы готовы, вскоре мы должны вернуться на восток или идти на юг — к зимним пастбищам.

Чаратон согласился:

— Гунны — не тот народ, чтобы жить слипшейся кучей, словно муравьи.

Аттила медленно кивал.

— Пастбища, которые еще лучше, чем эти, ждут нас на западе.