В ореоле тьмы - Дана Делон

Можно ли быть полностью уверенной в своем таланте? В своем даре? Можно ли чувствовать себя особенной? Не такой, как все, а человеком с высшей целью? Можно…

Когда с детства внушают, насколько ты невероятна и исключительна… Когда растешь с мыслью о собственной важности. Тогда можно свято поверить в то, что ты изменишь течение истории. Изменишь искусство. Станешь легендой, и твое имя запомнят на века. Я жила с этой мыслью с самого детства. Меня превозносили, мной восхищались. Стоило мне показать свою картину, как все задыхались от восторга. Мне прочили большое будущее. Славу, почет и деньги.

«Твое имя останется в истории!» – подбадривала меня мама. «Клэр, я не видел никого талантливее тебя», – вторил ей папа. Учителя в школе, знакомые и родственники – все всегда смотрели на меня с восхищением. А я… А я высокомерно посматривала на них сверху вниз, понимая, что мне уготована судьба гораздо интереснее и важнее, чем их собственная.

Все изменилось в одночасье.

Никогда не забуду мой первый день в школе искусств. Шум стоял невыносимый. Я смотрела на бумагу перед собой, стараясь заглушить посторонние звуки. Скрип угля, шуршание карандаша, гул голосов. Здесь всегда было шумно, а я остро нуждалась в тишине. Мы сидели в ряд за мольбертами перед гипсовыми копиями античных шедевров. Зал же получил свое имя в честь них. Античный. Самый просторный и ярко освещенный.

В зал вошел профессор Лякур, и все на одно мгновение замерли. Было ощущение, что с его приходом завибрировал воздух. Рядом со мной миловидная девушка, резко покраснев, опустила взгляд. И я понимала ее ощущения. Мужчина лет сорока, высокий, идеально сложен. Он шел по залу медленной, плавной походкой, чеканя по паркету каблуками мужских туфель. Светлые волосы зачесаны назад. Благородное лицо с высоким лбом, нос с горбинкой придавал характера, тонкие губы, сжатые в тонкую линию, добавляли суровости. И цепкий взгляд голубых глаз. Он словно символизировал собой слово «совершенство». Аристократическая длинная шея, идеальная ровная спина, он смотрел на нас свысока. Не скрывая своего явного нежелания находиться с нами в одном помещение. Но его высокомерие не вызывало отчуждения. Напротив, к нему хотелось тянуться. Как к солнцу. Хотелось сделать так, чтобы его взгляд упал на тебя, чтобы из всех в этой группе он заметил именно тебя. Лякур умело гипнотизировал окружающих. Не знаю, в чем был источник его притягательности. Когда он вошел в класс, мое дыхание сбилось. Его энергетика действовала так на всех. В тот миг мне захотелось обладать подобной силой. Быть ему равной.

– Вам необходимо изучить закон пропорций и форм. – Снуя между нами, профессор Лякур хмурился и поджимал в отвращении губы, глядя на наши потуги.

Он выглядел скучающим. Помню, ворот голубой рубашки подчеркивал цвет бирюзовых глаз. Его шаги сопровождались нервной дрожью вдоль моего позвоночника.

– Аарон, ты изображаешь Нимфу или Геракла? – без всякой жалости громко спросил он.

Зеленоглазый брюнет густо покраснел, а парень рядом с ним весело фыркнул. Вот так и случилась наша первая встреча…

– Я сказал что-то смешное, Теодор?

Услышав свое полное имя, столь официально произнесенное, Тео ухмыльнулся сильнее. Я тогда подумала, как же он красив. Действительно красив. И не утонченной женской красотой. В лице читался характер, в голубых глазах застыла дерзость, он с легкой небрежностью черкал на листе бумаги, показывая всем своим видом, что для него все происходящее – игра и он не нуждается в оценке. Меня задела такая претенциозность, такая беспечность. Мы все очень старались, чтобы попасть в этот самый класс, к этому самому профессору. Но Тео… он словно не понимал всей серьезности происходящего.

Лякур скептическим взглядом оглядел творение заносчивого наглеца… Весь зал замер в ожидании едких нападок, но он лишь поджал губы и коротко кивнул. Сказать, что все присутствующие были в шоке… значит ничего не сказать. Профессор медленным шагом направился дальше. Прямиком ко мне. Я приосанилась и гордо приподняла подбородок. Мне нравился мой набросок, я ожидала получить слова одобрения: «Продолжай в том же духе, Клэр», однако Лякур весь сжался и, бросив надменный взгляд, вынес приговор: «Пусто, безжизненно, неинтересно. Идеальная техника не сделает из тебя художника. – На секунду он замолчал – мне казалось, что это мгновение длится вечно. Сердце защемило в груди в ожидании продолжения. – Отвратительно, – не скрывая раздражения, произнес он. – Где жизнь и эмоции?» Он оглядел мой набросок еще раз и подтвердил сказанное: «Пусто». В мужском голосе сквозило разочарование. Я не знала, куда себя деть. В зале неожиданно воцарилась тишина, кажется, все вокруг боялись даже дышать. А профессор как ни в чем не бывало двинулся дальше. У меня на глазах выступили слезы. Уязвленная гордость, рухнувший воздушный замок. Со мной никогда не говорили таким пренебрежительным тоном. Меня никогда так публично не унижали. Комната слепила белизной, перед глазами все сливалось. Я чувствовала, как щеки предательски алеют, а в душе просыпается злость и незнакомое мне ранее чувство, трактовать которое я не умела. Оно горечью расползалось по венам. «Да кем он себя возомнил?» – хотелось мне крикнуть! Но я знала обо всех регалиях профессора Лякура, и семя сомнения превратилось в росток в моем сердце: «А что, если он прав? Вдруг я пустышка…» Сейчас же я знаю, что то чувство, что пронзило меня, называется БЕЗЫСХОДНОСТЬ. В тот день я впервые с ним познакомилась.

Я смотрела на эти строчки, и мурашки бежали по моей коже. Продолжения не было. Листы были выдраны, неаккуратно, с силой, корявая волна тянулась по всей длине дневника, вплоть до чистых и нетронутых. За моей спиной послышались шаги. Я захлопнула тетрадь и, обернувшись, встретилась взглядом с Тео. Он был без майки, в джинсах на голое тело, ремень болтался в разные стороны. Он взъерошил волосы и сонно потер глаза.

– Что-то не так? Ты почему ушла?

– Хотела выпить воды.

– И нашла что почитать? – с легкой улыбкой спросил он.

Я повела плечами, собираясь с мыслями:

– Это дневник Клэр.

Де Лагас изумленно приподнял брови.

– Ты не знал о его существовании? – спросила я, изучая его лицо.

Он качнул головой и коротко бросил:

– Нет.

– Это квартира Аарона?

– Моя, – ответил он и сразу же добавил: – Но ключи есть у него и… когда-то были у нее.

– У нее были ключи от твоей квартиры? – не сдерживая своего удивления, глупо переспросила я. – Почему?

– Школа искусств недалеко, плюс мы посещали лекции по истории искусства в Сорбонне. Это было что-то типа нашей штаб-квартиры. Она досталась мне от дедушки, и, как видишь, я в ней ничего не менял, разве только мы организовали здесь мастерскую. – Он небрежно махнул рукой в сторону коридора.

– Мастерскую? Вы здесь рисовали?

– Да, писали картины… Это место было нашим убежищем. Мы здесь искали вдохновение… – Он запнулся.