Мать железного дракона - Майкл Суэнвик

Когда Кошка с кем-нибудь заговаривала, собеседник на время возвращался к подобию жизни. Но ненадолго.

Раз она обратилась к кому-то из строительных рабочих.

– Я стояла прямо там, когда океан выпил наш город, – рассказывала женщина с пневматическим молотком. – Море вздыбилось горой, и я подумала, что умру. Жаль, что не умерла, – лучше уж так, чем этот приговор. Одна и та же пустая жизнь на веки вечные.

– Но вы наверняка можете уйти. До окраины Иса – рукой подать, а морской народ хоть и отличается свирепостью и диким нравом, все же не лишен дружелюбия.

Строительница подняла пневмомолоток и всадила гвоздь в панель из морского дуба, которую как раз устанавливала.

– А может уйти гвоздь, если его вогнали в доску?

– Но вы-то не гвоздь.

– Тогда что я такое? Что такое мы все? Мы настоящие? Или призраки? Я не знаю. Воспоминания так туманны. Каждый день одно и то же. Все дети давно выросли. Теперь детей нет. Только нестареющие и неумирающие взрослые.

– Скажите-ка вот что, – попросила Кошка, – почему, если в Исе никто не умирает и не рождается, тут не прекращается стройка? – (В здании, где они беседовали, еще не успели вставить окна, и рыбки с улицы беспрепятственно плавали туда-сюда.) – Половина здешних домов пустует. В остальных занято лишь несколько квартир. Явно больше никому здесь не требуется жилье.

– Не я устанавливаю правила, не я задаю вопросы. Я строитель. Я строю.

В Кораблекрушительном парке Кошка повстречала двоих рабочих, которые невозмутимо оттирали с корпуса «Литос Пандорас»[139] большое, сделанное при помощи трафарета граффити – белого, свернувшегося кольцами змея. Под змеем квадратными буквами значилось «VENIT»[140].

– Кто это нарисовал? – спросила Кошка.

– Да мне насрать, – ответила первая поденщица. – Главное, пусть уже завязывают с этой херней.

– Раньше я в Исе граффити не видела. Зато в других городах, где мне случалось бывать, их полным-полно.

– Пятый раз на этой неделе, – вмешалась вторая поденщица. – И все – разные по стилю, явно разные ребята кропали. Отчищать их – страшная морока. Но всяких рачков и прочую мерзость соскабливать и того хуже.

– А вы знаете, что оно означает? – спросила Кошка.

– Да мне насрать. Я ж вроде говорила.

– Не имею понятия, – отложила щетку вторая поденщица. – Но вот что странно, прошлой ночью мне приснился змей. Я об этом и не вспоминала, пока ты не спросила. Уродливый такой. Длинный, что Демиургов член, бледный, как титьки у госпожи Нюкты[141]. Проснулась вся в поту, будто это что-то значит, сечешь?

– Ты скреби давай, корова. Мне то же самое снилось, но я-то груши почем зря не околачиваю.

В одном борделе с превосходно укомплектованным баром, где никто ничего не пил, и оргáном, на котором никто ничего не играл, Кошка побеседовала с секс-работником.

– У меня любовница была пристроена в надежном месте за городом, когда у нас тут наступил судный день имени Дахут. Наверное, умерла уже давно, я даже имени ее не помню. А жена все коптит, век за веком, не меняется ни капли, с каждым годом все предсказуемее, гадость такая.

– Тяжело вам.

– Ну и ей досталось по заслугам. – Лицо собеседника перекосилось в жуткой гримасе. – От меня она тоже уже невесть сколько лет ничего нового не слышала.

– А у вас были в последнее время странные сны?

– Нет. Только тот – про змею. Но это как у всех.

Близилось время обеда, Кошка заглянула в ресторан и принялась развлекаться, снимая тарелки с подносов у проходящих мимо официанток. Потом подсела со своей добычей за столик к одинокой финансистке (судя по бланкам с таблицами и финансовому калькулятору HP-12C).

– Как бизнес? – спросила Кошка, намазывая васаби на сашими.

– Никак. С точки зрения экономики в Исе не капитализм и даже не меркантилизм – тут прóклятая экономика. Все делается не по рациональным причинам, но потому, что так предписано. Так что у меня нет никакой функции. Но я была менялой, когда на город обрушились сыновья Лира, и теперь обречена заниматься бесполезным делом, которое не приносит радости.

– Почему вы не уйдете из города?

– Не знаю. А вы сами пытались?

– Я… Почему-то не пыталась. Никак не соображу почему.

– Ну вот. – Финансистка убрала свои бланки в портфель. – Пора возвращаться в офис.

– Вам в последнее время сон снился? Про большого белого змея?

– Как странно. Совсем про него забыла. А как вы?.. Не важно. – Финансистка бросила на столик визитку. – Если понадобятся финансовые услуги, разыщите меня.

Так и шла жизнь в Исе. Крылечки каждый день подметали, за общественными клумбами, засаженными погонофорами, исправно ухаживали. В театрах играли спектакли и оперы. Во время праздников перекрывали улицы. В честь важных событий приносили в жертву водяных быков и гиппокампусов. В городе царили мир и процветание.

Благополучная жизнь, если бы хоть кому-нибудь хоть до чего-нибудь было дело. Но на спектакли, концерты, уличные ярмарки и жертвоприношения никто не приходил.

– Чем ты занята целыми днями? – поинтересовался как-то за ужином Финголфинрод.

Разнообразия ради ужинали они не в его номере, а в таверне, через которую брат и сбежал в Ис («из одной ловушки в другую» – так он сам теперь об этом говорил). Еду разносили грудастые девицы, эль разливали по крýжкам из пивных кранов, а в очаге весело трещал огонь, время от времени выстреливая в трубу снопом пузырьков. В любом другом городе это было бы приветливое и радостное место.

Кошка рассказала, и Финголфинрод удивленно спросил:

– Но зачем?

– Основной военный принцип: не можешь предпринять никаких эффективных действий – собирай информацию. Я и собираю. Как насобираю достаточно – пойму, что делать.

– Да? Сомневаюсь. Я уже очень давно узнал, что в Исе невозможно ничего узнать. Всё и вся именно то и те, чем кажутся. – Финголфинрод махнул в сторону завсегдатаев: они сидели в своих отделанных дубом, фацетированным стеклом и блестящей латунью закутках, точно заселившие морской риф приспособленцы. – Выпивохи выпивают, поддавалы поддают, а лизоблюды… видимо, лижут блюда. И нигде не найдешь ничего нового, неожиданного или странного.

– Сегодня я видела странный рисунок на стене.

– Быть того не может. Кто бы мог на такое сподвигнуться? Кстати говоря, скоро ко мне заглянет Дахут, и она была бы очень рада с тобой повидаться.