Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу - Леонид Смирнов

— Я хочу сделать нашу гибель ненапрасной. Я должен найти «логово» и выжечь его дотла. Вот и все.

— Благородный замысел. Выходит, Игорь Федорович Пришвин сделает то, что оказалось не под силу гениям логической мысли и тысячам идеальных бойцов. — Бобров безрадостно усмехнулся. — Не много на себя взвалил? Утащишь ли воз? Или это он тебя — под гору?

Я промолчал. Девяносто девять шансов из ста за то, что ничегошеньки у меня не выйдет и я только ускорю свою и без того неизбежную погибель.

— Есть еще вопросы, которые я хотел тебе задать. Без ответов на них картина будет неполной. А ты — уж коли решился на великие подвиги — должен знать все.

— Валяйте, — мрачно уронил я. Чувствовал: ничего мало-мальски приятного не услышу.

— Сначала вопрос запрещенный. Запрещенный в силу самозапрета, который наложило на эту тему человечество. Уж больно тревожно…

Я демонстративно зевнул, обнажив два ряда белоснежных зубов — непременный атрибут любого и-чу, за исключением тех, кому жандармы успели съездить в челюсть прикладом али кованым сапогом.

— Так мне и надо, старому болтуну… — чуть веселее усмехнулся префект. Допил коньяк, аккуратно поставил чашку на пол и осведомился: — Тебе не кажется, любезный Игорь Федорович, что технический прогресс после Мировой войны остановился?

— То есть? — Я ждал от хозяина совсем другого. — Еще раз, пожалуйста.

— В ходе промышленной революции техника начала стремительно развиваться. В Европе, Индеане и даже на Востоке. Во время войны она сделала огромный рывок. Появились бро-неходы и скоростные, компактные моторы; аэропланы и дирижабли пришли на смену рыдванам, разваливающимся в воздухе; повсеместно распространилась эфирная и проводная связь; окончательно восторжествовало электричество, утеснив посрамленный пар. Список длинен. А что было потом? Назови хоть одно новшество, появившееся за последние тридцать лет. — Бобров остановил на мне пристальный взгляд и словно в выражении моего лица искал ответ на вопрос.

Я напряг извилины. Пулеметы были еще до войны. Автоматы — ближе к ее концу. Дизель… Мартен… Динамит… Было, было, было. Как назло, на ум ничего не шло.

— Сдаюсь.

— Вот видишь… Твое подсознание изо всех сил сопротивляется, не хочет воспринять очевидный факт, и потому сознание глядит в упор и ничегошеньки не видит. Нет, дело здесь нечисто…

Господин Бобров встал из кресла, с кряхтением разогнул спину. Поворошил чугунной кочергой угли в камине, подняв облако оранжевых искр. Подкинул два сосновых полешка, вернул кочергу на место и, снова усевшись в кресло, продолжил:

— Итак, все остановилось — на полном скаку, но без какой-либо пандемии, природного катаклизма, мировой резни. И как раз в это время возник и покатился на нас очередной вал чудовищ. Есть ли тут связь?

— Никогда не задумывался, — протянул я и замолк на минуту. — Интересно, а чем же тогда занимались все эти годы наши прославленные изобретатели? Головастые инженеры, которых тьма-тьмущая?

— Хороший вопрос. — Префект прищурился. — Я наводил справки. Большинство сибирских изобретателей по тем или иным причинам бросили свое занятие. Кто перешел на хорошо оплачиваемую работу в фабричную контору, кто купил дом и уехал в деревню. Примерно треть умерли по естественным причинам. Кто-то погиб под колесами или утонул в реке. Но таких не слишком много. Словом, в каждом конкретном случае не подкопаешься, а если собрать воедино… — Развел руками. — То-то и оно… Мы солидарно помолчали, обдумывая сказанное, потом тяжко вздохнули — почти в унисон.

— Сергей Михайлович, вы еще что-то хотели мне сказать?

— Да-м, — буркнул префект, искоса глянул на меня, словно оценивая, выдержит ли конь новую поклажу. — Вот тебе еще вопросик. Не кажется тебе, любезный Игорь Федорович, что в Гильдии к началу каменских событий стояло под ружьем по крайней мере в три раза больше бойцов, чем нужно для борьбы с чудовищами? Ты был среди тех, кто сражался не покладая рук. А остальные чем занимались?

Я закусил губу.

— Теперь, после разгрома, что-либо выяснить нелегко. Гложущая тебя мысль помешает выжить. По сути, это удар ниже пояса. Однако и промолчать я не мог. Вряд ли мы встретимся еще раз; не хочется уносить свое знание в могилу. Вдруг оно тебе пригодится?

Я не удивился его похоронным настроениям — не до того было. Первый удар — пыльной подушкой по голове. Второй удар — под дых. Не много ли на ночь глядя?

— Хочешь, еще тебя огорчу, а может, напротив — обрадую? — Бобров вопросительно поднял брови, перебирая пальцами правой руки, словно играл на невидимом струнном инструменте.

— Добивайте. — Я махнул рукой.

— Ко мне поступает много разнообразных сведений — стараюсь быть в курсе всего, что творится в стране нашей огромной. Изредка удается кое-что для нее сделать. Единственно этим и счастлив… Порой секреты даже из-под семи заговоренных замков просачиваются на свет божий. Голову на отсечение не дам, но очень похоже на правду…

— Что жилы тянете, Сергей Михайлович? Нравится небось?

Префект смутился на мгновение — вернее, для приличия сделал вид. И продолжил:

— По всему выходит, что обе ваши Армии, любезный Игорь Федорович, на самом деле были созданы не и-чу, а кем-то еще.

Я разинул рот.

— То бишь первый камешек с горы столкнули не вы, славные и-чу, — уточнил Бобров. — Армия Белого Солнца, насколько знаю, создавалась в ответ на формирование вражеской, готовящейся нанести удар Армии Белого Меча. Но ведь Армия Белого Меча делала то же самое. И каждая сторона была уверена, что идет на вынужденный шаг, только отвечает на вызов. Я знаю абсолютно точно: обе Армии возникли в один день. Удивительное совпадение, не так ли?

«А ведь сведения о противнике к нам поступали из надежных источников», — подумал я, как будто уже ему поверил.

— Как ни прискорбно, приходится констатировать: вас, блистательных воинов и мудрых логиков, провели как детей, стравили, столкнули лбами. Кое-какие доказательства я смогу представить — копии свидетельских показаний, рапортов наружки. — Префект глянул на меня с подозрением и ответил на незаданный вопрос: — И пыточные признания имеются — как же без них?..

Господин Бобров иссяк. Молчал и я, переваривая услышанное. Спорить, с пеной у рта доказывая его неправоту, не было сил. Согласиться, сдавшись без борьбы, я тоже не мог. Выдвинутая префектом гипотеза, если принять ее на веру, требовала переосмыслить все, что происходило в стране за последние годы. Надо было решать эту безумную головоломку в то самое время, когда передо мной стоит одна-единственная задача — выжить.

— А теперь пошли спать — утро вечера мудренее, — убедившись, что ответа от меня не дождешься, произнес хозяин дома.

Я встал и покорно побрел в комнату для гостей. Завтра поговорим, все — завтра.

Дом префекта полиции Туруханской губернии Сергея Михайловича Боброва был окружен тройным кольцом жандармов. Штурмовать не спешили. Сдаться не предлагали. Стояли молча и кого-то или чего-то ждали. Так что у Боброва было время привести дела в порядок. Может быть, ради этого они и ждали? Значит, компрометирующие бумаги ни в коем разе не должны всплыть при обыске.