Загробная жизнь дона Антонио - Евгения Соловьева

— Не понадобятся. Господа моряки полны уважения и смирения, а мы — великодушия.

Все трое бывших пиратов облегченно выдохнули, и даже черный котище у ног Марины отвел настороженные желтые глаза и сел умываться. А Марина подняла на него взгляд, едва заметно улыбнулась.

— Вы так добры, дон Антонио.

— Надеюсь, мне не придется об этом пожалеть, донна Морвенна.

— Не придется. — В ее голосе на мгновение прорезалась знакомая оружейная сталь.

Тоньо глянул на дона Карлоса — тот был невозмутим, как африканский сфинкс, и так же непоколебимо надежен.

— Распорядитесь насчет завтрака для меня и прекрасной донны. В мою каюту. — И улыбнулся Марине, предложил ей руку: — Позвольте проводить вас, прекрасная донна.

Она позволила. Тоньо, не коту. Тот проводил ее в каюту сам, без лишних политесов, тут же запрыгнул в любимое кресло Тоньо и расположился там спать.

А Марина положила руку Тоньо на грудь, заглянула в глаза — и, приподнявшись на носочки, поцеловала его в губы, легко и вопросительно. Тоньо ответил — горячо и уверенно, несмотря на то, что хотел сначала сказать кое-что и кое о чем спросить. Но кто он такой, чтобы отказывать самой прекрасной донне на свете в поцелуе? Тем более, когда донна смотрит на него сияющими глазами, и ее кожа под платьем такая горячая… вот только что-то колет ладонь…

Тоньо оторвался от ее губ, глянул вниз — это ж не клинок, это… феникс? Брошь, приколотая к платью под кружевами?..

Она взяла его с собой. Господи, спасибо тебе…

— Тоньо, ты больше не злишься на меня? — тихо спросил она.

Он покачал головой, погладил ее по щеке и снова поцеловал. Все слова куда-то делись, а осталась только жажда, головокружение, глаза цвета моря и фата Моргана, укравшая его душу. Она была тут, настоящая, живая, и она была его.

Все прочее было неважно и могло катиться к чертям.

Он чуть было не отправил туда стюарда, принесшего завтрак, бумагу и перо с чернилами, но был слишком занят — воевал с крючками и застежками ее платья, и заодно с внезапно ожившим фениксом: он не желал слезать с Марины, курлыкал и ревниво клевал Тоньо в пальцы, когда тот пытался его стряхнуть.

А Марина засмеялась, спряталась за Тоньо и шепнула:

— Не хватает только бадьи с водой и орхидеи на столе.

— И веревки на руках пленника? — так же тихо парировал Тоньо, прижимая ее к себе и запуская пальцы в ее косу — расплести.

У Марины порозовели ушки.

— Капитан, но вы же не воспользуетесь беспомощностью девушки! — Она легонько укусила его в плечо, прямо через рубаху, и снова засмеялась.

Тоньо тоже засмеялся и махнул стюарду, чтобы скорее выметался из каюты и не мешал капитану заниматься самым важным на свете делом.

И только когда они закончили это важное дело и занялись завтраком — вместо джутового мешка его самая прекрасная на свете донна завернулась в простыню, потому что платье порвалось окончательно — Тоньо наконец спросил ее:

— Ты останешься со мной? — и кинул взгляд на кота, с ворчанием уписывающего ягнячью котлетку.

Кот всем своим видом показывал, что если его вкусно и много кормить, то он, так уж и быть, соблаговолит здесь поселиться.

Марина тоже глянула на кота и едва заметно улыбнулась.

— Останусь. — Она даже не спросила, в каком качестве, и от этого стало одновременно тепло и неловко, словно он сделал что-то предосудительное. — А ты расскажешь мне, почему с тобой рядом была леди Элейн?

— Расскажу. — Тоньо вздохнул: вспоминать о невесте и обещании пригласить на свадьбу королеву не хотелось до отвращения, но не врать же Марине. — Герцогиня Торвайн привезла в Малагу своих детей. Дочь просватали за меня.

— Просватали, — повторила Марина. Кивнула, словно чего-то такого и ожидала. — Я видела их однажды.

Какие они, Тоньо?

— Милые головастики. Любят сказки, фокусы и шалить. Терпеть не могут гувернантку. Умеют притворяться благовоспитанными мышатами. И обожают свою морскую сестричку с большими усами.

Марина засмеялась — почти легко, почти счастливо.

— С усами? Странно они меня помнят.

Тоньо пожал плечами.

— Наверное, запомнили твоего кота. Вот уж точно тварь с большими усами. — Он взял ее за руку, чуть сжал пальцы. — Ты не находишь, моя фата Моргана, что это очень удачно: я обещал жениться на дочери доньи Элейн, королева благословила наш брак, и вдруг оказалось, что мне совсем не обязательно ждать, пока подрастет малышка Ритта?

Марина вгляделась ему в глаза — так пристально, как, наверное, капитан Морган всматривался в море.

— Марина могла бы стать кроткой и послушной супругой, Тоньо. Но не сэр Генри Морган!

Она опустила голову. Черный кот тревожно мяукнул, боднул головой ее руку, и Марина снова рассеянно потрепала его за уши.

— Он по-прежнему здесь, — сказала она тихо, потерев висок. — Я приказала выкинуть его за борт, но как выкинуть его из головы, Тоньо? Неужели это не отталкивает тебя?

Тоньо недоуменно пожал плечами.

— Нет, не отталкивает. Ты можешь водить пиратов и зваться хоть Генри Морганом, хоть морским кракеном.

Ты — всегда ты, моя фата Моргана. Когда ты называешься сэром Генри Морганом, ты такая… — он мечтательно улыбнулся. — Как яванский салак. Колючая, опасная, но невозможно сладкая. Хоть и способна разозлить меня до белых глаз. Марина? Ты же не думаешь, что я могу любить тебя наполовину, только когда ты распускаешь косу и надеваешь юбку? Ты нужна мне вся, целиком. Поверь, если ты выкинешь за борт половину себя — я нырну за этой половиной, чтобы возвратить ее на место.

— Ты и в самом деле думаешь, что я похожа на Моргана? — спросила она еле слышно. С каким-то странным, жадным блеском в глазах.

Этот блеск отозвался в Тоньо волной желания, запястья почти ощутили на себе веревку… кажется, Марина тоже не прочь повторить. А серьезные разговоры подождут, у них еще две недели пути до Мадрида.

— Мне понравилась игра в пиратов, — он усмехнулся и обласкал взглядом выглядывающие из простыни плечи, скользнул ниже, почти почувствовав ее ответную дрожь. — А от послушной благовоспитанной донны разве дождешься?

Марина рассмеялась, низко и хрипловато.

— Сэр Генри Морган вернется из сундука Дейви Джонса через год. Но мы и без него что-нибудь придумаем.

Тоньо уже почти потянулся к ней, чтобы унести в постель и что-нибудь придумать, но осознал: она говорит не о себе. А о ком?

— В смысле через год?

— Так мы договорились с Торвальдом. — Она опустила глаза, рассеяно почесала за ухом урчащего кота и пояснила: — Я отдала ему имя и корабль, и велела ждать моего возвращения ровно год. Если не вернусь — в море выйдет новый Генри Морган.