Чистая работа - Линда Ла Плант

— Существует растение, которое при приеме может воздействовать как зомбирование. По-простому его называют «дурь-трава» или «дурман», латинское же название — Datura stramonium, дурман обыкновенный. Это растение ядовитое, родственное белладонне, и часто используется знахарями вуду для разных ритуалов. Если человек достаточно долго принимает препараты на основе дурмана, он теряет способность к речи и движению, начинает бредить, появляются галлюцинации. Эффект может продолжаться один день или несколько недель, в зависимости от дозы. Дальше следуют эпилептические припадки, кома, и в конце концов наступает смерть. Противоядия нет.

Ленгтон смотрел на врача и ждал, но тот молчал.

— Так у него это?

Доктор жестом попросил его потерпеть и продолжил:

— Поймите одно, если кто-то верит в вуду и боится, что на него наложили проклятие, самое главное тут — эта вера. Если такой человек упорно отказывается, скажем так, делать то, что от него хотели, а потом получает хотя бы мизерную дозу препарата дурмана, он может почувствовать страшные симптомы. Ядовиты все части растения. Начинается сухость во рту, зрачки расширяются, температура повышается. В психике наблюдаются помрачение сознания, эйфория, бред. В истории болезни Красиника все эти признаки перечислены, они были у него даже во время процесса. Ведь бывало, что он путался в словах, начинал безостановочно говорить, а потом вдруг замолкал, правильно?

Ленгтон начинал терять терпение:

— Так у него это? Поэтому он сейчас такой?

Доктор Салам вынул большой белый блокнот с нарисованным силуэтом мужского тела. Карандашом он расставил на нем крошечные точки:

— У Эймона Красиника есть небольшие следы от уколов: на макушке, мочке правого уха, четыре в области половых органов, одна около ануса. Следы небольшие, еле заметные, поэтому их нелегко распознать. Конечно, надо будет сделать анализы крови и мочи, но уже сейчас я могу достаточно уверенно предположить, что он в течение длительного времени получал большие дозы этого яда.

— Вы можете его вылечить?

— Нет. За медицинской помощью надо было обращаться раньше. У нас, возможно, есть еще время, но рано или поздно у него наступит остановка сердца. Он умирает и от отравления, и оттого, что глубоко верит: на него наложили проклятие вуду и сделали ходячим мертвецом.

Анна осторожно кашлянула. Все обернулись к ней. Она спросила:

— Может, попробовать электрошок?

— Может быть. Пока голова у него не отказала. Его за что-то наказали, за что, мы не знаем. Он не понимает, что его именно отравили, а не заколдовали.

Ленгтон посмотрел на часы и предложил доктору и его жене что-нибудь перекусить, пока он с сотрудниками будет обсуждать прогноз доктора.

Ленгтон рухнул в поданное кресло, Майк Льюис опустился на подлокотник другого.

Анна разместилась напротив и сказала:

— Нам нужно получить разрешение от брата, чтобы применить электрошок. Если он узнает все, что нам сейчас рассказал врач, то, может быть, согласится, а пока этого не будет, я сомневаюсь, сумеем ли мы продвинуться.

Ленгтон жестко произнес:

— Слушай, если это поможет, на черта нам всякие разрешения? Сделаем, и все. Парень концы отдает.

Анна вздохнула:

— Сама знаю, только Идрис Красиник должен нам помочь. А это он сделает, только если его брат начнет поправляться. Если же нет — а судя по всему, этого не будет, — тогда мы впустую потратим время и деньги.

— Думаешь, я этого не понимаю? — бросил Ленгтон.

— Я уверена, что понимаешь. Я спрашиваю, будет ли у меня время на Идриса? Если нужно, мы позовем врача, чтобы поговорить с ним. Может, у нас получится как-то обойти тот факт, что Эймона уже не спасешь, но если он будет надеяться… Что же он такого натворил? За что его отравили? Наверное, что-нибудь серьезное, может, тут какая-то связь с Каморрой.

Ленгтон обернулся к Майку Льюису:

— Надо выяснить, кто приходил к Идрису, когда он сидел в камере, под следствием, всех, кто мог навещать его в тюрьме.

— В тюрьме его никто не навещал, — сказала Анна.

— Его, может, и нет. А того, кто помогал убивать Артура Мерфи? Надо проверить, кто приходил к нему. Где-то тут должна быть связь. Какая-то сволочь держала его под контролем при помощи этого яда, его надо было принимать постоянно. Слышали, что сказал врач? У Красиника по всему телу следы инъекций. Кто-то же, значит, его колол?

Анна кивнула. Как всегда, работая, Ленгтон горячился все больше. Она попробовала успокоить его и спросила:

— А все-таки можно мне поговорить с Идрисом? Пригласим нашего врача, если что, да?

Ленгтон кивнул.

— Сколько он еще пробудет с нами? — поинтересовалась она.

— Врач?

— Да.

— Сколько нам будет нужно. Можем отправить его обратно домой и, если понадобится, привезем.

Анна кивнула и осторожно улыбнулась:

— Ну, я пойду побеседую.

— Ладно, иди.

Анна вышла.

Повисло долгое молчание, наконец Ленгтон вздохнул и сказал:

— Мне это дорого будет стоить. Я не только о деньгах, хотя и затрат уже выше крыши… — Он откинулся в своем кресле. — Иногда у меня такое чувство, что я сбился с пути. По-моему, я выпустил это дело из рук.

— Не похоже. Что-то ведь мы раскапываем.

— Да брось ты! Сам же парня видел — он вот-вот отправится на тот свет, а мы возлагаем все надежды на выродка, который убил эту шлюху Карли Энн Норт. И какой в этом смысл? Я бы сейчас пошел туда и всю душу из него вытряс, — может, хоть после этого бы разговорился.

— А может, и нет. Он получил за убийство пятнадцать лет, и помогать нам у него просто стимула нет.

— А ей вот кажется, что он что-то знает.

— Анне?

— Анне, да. Это после того разговора с ним.

— Я об этом много думал. Вот просто так поехала, и все?

— Ну, вроде того.

— Так ты не давал ей задания побеседовать с Идрисом Красиником?

— Не надо об этом, Майк.

Льюис немного помолчал, затем сказал:

— Ничего, если я спрошу, что у вас случилось?

Ленгтон закрыл глаза.

Майк чуть помялся, но продолжил:

— Одно время казалось, что вы очень сблизились: ты жил у нее, она за тобой ухаживала, все как положено. Я знал, что она навещала тебя в больнице, почти каждый день туда ездила, а это ведь неблизко…

Ленгтон кивнул.

— Так в чем же дело?

Ленгтон пожал плечами:

— В том, наверное, что жить со мной трудно.