📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгПриключениеРодовая земля - Александр Донских

Родовая земля - Александр Донских

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 72 73 74 75 76 77 78 79 80 ... 94
Перейти на страницу:

Елену охватил внутренний жар, и он нарастал. Она осознала, что перед её душой разверзлась яма. Не сразу поняла, что рядом с ней появилась инокиня Мария, которая отошла от священника, приложилась к распятию и хотела было уже покинуть храм.

Удивилась Мария, но была умиротворённой и спокойной, протянула племяннице руку, чуть улыбаясь свежим светлым лицом. Елена стояла без движений, смотрела на Марию пристально, будто что-то отгадывала.

— Подойди к батюшке под благословение, Лена, — шепнула Мария.

Но Елена не сдвигалась с места и не отводила взгляда от лица Марии. Мария твёрдо взяла племянницу за руку выше локтя, притянула к себе и шепнула, боязливо посматривая на отца Паромона:

— Что с тобой? Вся в слезах. После, после, моя пригожая, потолкуем. Подойди же к батюшке!

Но Елена всё не сдвигалась и смотрела на тётку, словно бы не узнавала. Храм быстро наполнялся лёгким светом зреющего нового дня. И сам храм, представилось Елене, уже начинал сиять белеными стенами, иконами в ризах, одеянием священника, сусального золота вратами в алтарь, начищенными медово-желтоватыми полами с разноцветными тряпичными ковриками — всей своей сущностью, намоленной людьми в веках.

— Ты, тётя Феодора, така-а-а-я… — певуче произнесла Елена, с трудом сглатывая горчащий комочек волнения. Казалось, что она не знала, что же ещё сказать, и это действительно было так. Но она сказала: — …така-а-а-я свята-а-а-я… чи-и-и-стая, пречи-и-и-стая. Увидела тебя — а думала, икона передо мной явилась. А как в моём сердце сразу полегчало. Столько в него влилось солнца и света. Святая ты, тётя, что ли, на самом деле?

— Что-что?! Ш-ш-ш! Молчи, грешница. Язык тебе мало вырвать. В храме такую ахинею несёшь! Пьяная, что ли? Да подойди же, чудачка, к батюшке, — требовательно — но сохраняя у глаз улыбчивые лукавые морщинки — сказала инокиня Мария, подталкивая племянницу к священнику. Тот поднял на них густую, с проседью бровь.

Елена знала и помнила, что Мария когда-то убила в себе ребёнка, и ей казалось, когда шла в монастырь, что Марии и только Марии можно довериться. Но теперь в храме Елена явственно поняла, что не сможет сказать родственнице о своей страшной задумке. «Я не имею права марать эту прекрасную, светлую женщину. Сама разберусь. Боже, не оставь меня!»

Тётка и племянница прошли в трапезную. Елена откушала с монахинями, послушницами, несколькими вкладчиками — добровольными помощниками — и посетителями грибных пирогов, брусничного киселя. Нашёптывала напряжённой, но по своему обыкновению улыбчивой Марии:

— Феодорушка ты моя прекрасная, тётушка ласковая. Как я по тебе наскуча-а-лась, лапушка моя.

— Тише ты, окаянная девчонка, — порой испуганно озиралась Мария, когда Елена начинала говорить громко, но собравшиеся благосклонно посматривали на родственниц, радуясь новому молодому лицу в своём — в основном пожилом — привычном женском круге.

Мария направилась на засолку огурцов. Елена напросилась с ней. Засолка проходила деловито-споро, как вообще умели и любили работать Охотниковы. В амбаре было сумрачно, сыро и прохладно. Густо пахло укропом. Мария, склонившись над большой бокастой бочкой, стянутой ржавыми коваными обручами, проворно укладывала огурцы. Родственницы были одни и толковали обо всём, что приходило на ум. Елена спросила, задув опавшую на глаза чёлку и продолжая проворно и тщательно мыть огурцы:

— Феодора, а ты не жалеешь, что ушла в монахини? Не смотри на меня сердито! Может, хотя бы маленечко тоскуешь по той жизни.

— Дурочка ты ещё, Ленча. Там просто хорошо, а здесь так славно, что просыпаюсь утром — душа поё-о-от. И очарованно слушаю я исходящий из неё ангельский хор, словно все Херувимы слетелись ко мне ради одной моей души. Грешной души.

— Ты, Феодора, ещё молодая, нравишься мужчинам… знаю, знаю, не красней и не мечи в меня стрелы гнева!

— Замолчи, греховодница! — брызнула в неё огуречным соком тётка.

— На моей свадьбе мужики с тебя глаз не сводили. Помнишь, напротив тебя сидел такой усатый и глазастый? Так у него аж слюнки текли, когда он на тебя таращился. Видать, сладкая ты ещё. А зарделась, зарделась!

— Молчи! Я познала истинную любовь — любовь к Господу нашему Иисусу Христу. А любви к земному мужчине мне уже мало.

— Мало? — перестала мыть огурцы Елена, как-то затаиваясь и пристально всматриваясь в глаза тётки.

— Очень мало, очень, очень. — Мария присела на скамью: — Как говорят мужики, перекурим, что ли? — Помолчала, вытерла передником красные от работы руки, посмотрела на маленькое оконце, расположенное у самого потолка. Свет сеюще сыпался в сумерки амбара. — Мало так же, — сказала Мария, — как вот сейчас мало нам с тобой солнца: света всего-ничего попадает в окно. А хочется-то больше, правильно? Так и любовь мужчины теперь для меня, как свет в этом оконце, а любовь ко Господу — так, будто я купаюсь в лучах солнца, а вокруг меня всё кущи, распахнутые, приветливые, тёплые небеса и — ангелы, ангелы порхают, овевают моё лицо ласковым ветром. Я, Ленча, только теперь и счастлива. Только недавно поняла, как и зачем следует жить.

— Но всё же, всё же: того, своего мужчину, вспоминаешь?

— Ты сызнова? — скованно, неискренне засмеялась Мария, прижимая к своему боку Елену, которая присела рядом и тоже натянуто улыбнулась. — Конечно, вспоминаю, потому что молюсь за спасение его души.

— Видаетесь?

— С кем, любопытная Варвара? — шутливо оттолкнула она Елену, зачем-то притворяясь, что не поняла вопроса.

— С любимым! С кем же ещё? С лю-би-мым!

— О-хо-хо, какой он мне теперь любимый? Мирская ты душа — не понимаешь меня! Ну, раза два заходил в обитель. Но я просила, чтобы он этого не делал. Снова склонял меня на грех. Но годочка, поди, уже четыре не было. Слышала, в столице обосновался. Дай Бог ему счастья, а в душе — мира.

— Тётя, а ведь в твоей душе нету мира. Не смиренная ты, чую.

Мария призакрыла веки, посидела молча, слегка раскачиваясь туловищем. Лучи из окна падали на её лицо, и оно светило. «Красавица, — подумала Елена. — А счастья — нету. Нету! Притворяется блаженной». Елена встряхнула головой, будто избавлялась от нежелательных мыслей.

— Не говори так. В моей душе установился-таки мир. А когда он ходил сюда да жил невдалеке — и меня, слабую и грешную, крутило и трясло. Хотела, сумасшедшая я, даже оставить обитель. Как он меня звал! Как сманивал… окаянный! Но вот, как видишь, нашла я в себе силы, Господь вспомоществовал, сёстры направили. И — молилась, молилась. Сначала со слезами, а потом сошла в моё сердце благодать. Так вот сёстры теперь частенько говорят мне, что не улыбаюсь я, а в глазах — улыбка. Понимаешь, лёгко мне стало на свете. Как пушинка я: подхватит ветер судьбы — полечу, ежели Господу будет угодно… Нет, не права ты: смиренная я. Нашла сущий путь. И — иду, иду по нему.

Обе помолчали, всматривались в льющийся из оконца свет. Стало теплее, сумерки этого большого помещения напитались светом и прилегли низко и виновато к полу, закатились за бочки, лари и мешки. С Богоявленского собора донёсся полнозвучный, ёмкий звон многопудового, самого большого в городе колокола, в который сразу вплёлся какой-то женственный по своей сути звон со Знаменской колокольни.

1 ... 72 73 74 75 76 77 78 79 80 ... 94
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?