Храм и рынок. Человек в пространстве культуры - Борис Васильевич Марков

направлена предшествующим образованием, выполнявшим роль селектора и цензора, то сегодня пресса активно использует комиксы, а видеотехника дает готовые, почти не требующие самостоятельной интерпретации образы, кажущиеся самой действительностью. Парадоксальным образом, несмотря на стимулирование действительности, содержание газет и телепередач также оказывается сильно селектированным и цензурно ограниченным.

Это краткое перечисление основных особенностей современной прессы и мультимедиа раскрывает их возможные оценки, способы интерпретации и использования. Уже открытие радио породило теории, согласно которым электронные средства связи делают информацию более широкой и доступной. Без больших затрат, связанных с книгоизданием, радиосообщения мгновенно доходят до каждого и вызывают нужный эффект. Политика опирается не на идеологии и псевдоаргументацию, а на массмедиа. Сегодня среди российской интеллигенции брехтовская утопия остается все еще живущей: дайте мне слово в прессе или на ТВ, и я переверну мир. Это обусловлено и тем, что народ по-прежнему доверчив к слову, и тем, что власть по старинке связывает с ним свою силу, запрещающую все, что ей противоречит; общедоступность массмедиа порождает демократичность и свободу. Информация сегодня выдается не как лекарство в аптеке по распоряжению правительства. Она общедоступна, и любой неленивый человек может знать все, что захочет. Конечно, остается проблема политических, военных, коммерческих тайн, но в принципе даже эта проблема не может считаться аргументом против того, что именно благодаря средствам массовой коммуникации мечты о равенстве и демократии значительно продвинулись вперед. Неудивительно, что некоторые теоретики, вроде Мак-Люэна, считают старые теории и практики освобождения, и прежде всего марксистско-ленинскую стратегию революции, уже устаревшими. Сегодня борьба должна вестись не за распоряжение средствами производства, а за распоряжение и контроль над средствами массовой коммуникации. Свободная общественность должна их контролировать. Для этого необходима приватизация, изымающая массмедиа из-под власти государства. В условиях множества владельцев и рыночных отношений выигрывает потребитель. Конкуренция порождает многообразие символического товара и возможность выбора. Имеющий выбор потребитель осуществляет свободу тем, что предпочитает одни газеты или телепрограммы другим. Такая оптимистическая точка зрения не дает возможности достаточно внимательно и обстоятельно проанализировать негативные тенденции. Они не могут быть исправлены иллюзиями и благими пожеланиями, а требуют участия людей в контроле за использованием средств массовой коммуникации. Сегодня как у нас, так и за рубежом возникает подозрение, что ТВ не только не обеспечивает демократизации и эмансипации общества, но окончательно закабаляет его. При этом хотелось бы обратить внимание не столько на содержание, сколько на форму. Дело не в том, что сообщают газеты, журналы и телепередачи. Именно на содержании сосредоточивают свое внимание критики. Они требуют исправить и улучшить его. Например, запретить описывать убийства, насилие и т. п. Именно с изменением содержания передач связывают свои надежды революционные интеллектуалы. Они думают, что если смогут высказываться в прессе или готовить телепередачи, то сделают людей более гуманными и демократичными. Пресса, как особая власть, — это не содержание, а форма. Сегодня она может быть охарактеризована как полупроводниковая коммуникация, которая направлена только в одну сторону. Никто не ждет ответа. Заметка, репортаж — это вовсе не диалог равных. Здесь нет соответствия. Даже тогда, когда диктор просит присылать письма или анализирует уже полученные, здесь нет никакой демократии и тем более нравственного признания другого, что требуется для подлинной коммуникации.

Попытки «смягчить» модели коммуникации, построенные на жесткой аргументации, должны расцениваться как перспективные. Такими являются, например, исследование и введение в речевую практику различных типов аргументации в неориторике, коммуникативных стратегий в литературоведении, визуальных дискурсов в эстетике, межнациональных и мультикультурных взаимодействий в этноантропологии я т. п. Весьма актуальной представляется попытка создать модель «открытой коммуникации», в которой бы переплетались особенные черты познавательной, этической и эстетической коммуникации и благодаря этому уравновешивались бы односторонние подходы. Предварительным условием этого является философский анализ возможности соединения дисциплинарно разорванных типов коммуникации. Практическая потребность в такого рода подходе проявляется прежде всего в решении трудных проблем коммуникации в современных массмедиа. Именно они, как инструменты власти и орудия манипуляции, как создатели симулякров и виртуальной реальности, вызывают особенные опасения. Как возможна открытая коммуникация в этой сфере? Как достичь эмансипации от дискурса власти и насилия и заставить служить современные массмедиа производству человеческого в человеке? Очевидно, что простой морализацией, эстетизацией и онаучиванием дискурса массмедиа этого невозможно добиться. Недостаточно наполнить содержание гуманистическими идеями и образами, необходимо структурное изменение языка.

5. «Сайгон» и «Слоны» — институты эмансипации?

Великие идеи, всеобщие условия познания, предельные основания культуры — вот на что ориентирована философия. Их природа парадоксальна: с одной стороны, они — имманентные самому знанию идеи, а с другой — оказываются чем-то чуждым, так как не поддаются привычным способам обоснования. Наподобие ума или глупости, они просто даны, и никакие опыт, образование, просвещение не способны их восполнить. Поэтому в актах идеации есть что-то чудесное: увидев Мертвеца, больного и нищего. Будда сразу понял суть человеческой Жизни; идиот же, которого в порядке эксперимента поцеловала женщина, сказал: мокро и невкусно. Так в «круг понимания» трудно войти, а не выйти из него. Неудивительно, что философ мнит себя Демиургом истории: люди в кепках не мыслят, а лишь мультиплицируют открытые исполинами мысли идеи, которые определяют вопросы и сомнения, поступки и решения.

Все это было бы бесспорно, если бы идеи осуществлялись в истории, в которой случается, как правило, то, чего никто не хотел. И даже если причиной этого являются люди, вынужденные руководствоваться не идеями, а обстоятельствами, то это лишний раз свидетельствует о гетерогенности интеллектуального и духовного опыта, с одной стороны, и исторического свершения, повседневности — с другой. Хотя «сама действительность» всегда дана в тех или иных символических формах, непостижимость «вещи в себе» еще не свидетельствует о приоритете акта понимания. Между прочим наиболее умные представители трансцендентальной метафизики не страдали амбициозностью и считали, что философия ничего не меняет в мире; все, кроме понимания, остается на своих местах. Употребляя современный сленг, можно сказать, что едет только «крыша», а мир бытийствует, как был.

Человек производит не только понятия, но и вещи, он является переживающим и