Тайный любовник - Патриция Гэфни

– Иногда ты делаешь страшные глупости, – нежно шептала Софи, – и это приводит меня в ярость. Но потом я говорю себе: «Да ведь я сама поступила бы точно так же!» И тогда гнев проходит. Иногда.

– Иногда.

Коннор проложил легкую дорожку поцелуев от ее груди к животу и принялся щекотать ее, пока она не зашлась от смеха. Установившаяся между ними нежная близость придала ему смелости.

– Мне кажется, ты влюблена в меня, Софи. Не успела она согласиться или возразить, как он добавил:

– Но ты не всегда меня одобряешь, хотя для меня это очень важно. Мне это необходимо.

– Кон…

– Ничего не говори, милая. Я просто хотел, чтобы ты знала.

– Я чувствую то же самое, – прошептала она, раз за разом проводя рукой по его виску. – Знаю, ты бы на мне не женился, если бы у тебя был выбор. Ты выбрал бы другую женщину, не такую, как я. Нет-нет, я точно знаю, – настойчиво повторила она, когда он попытался возразить. – Ты бы выбрал кого-нибудь поумнее…

– Это невозможно!

– …и с более широкими взглядами. Кого-нибудь из среды социалистов, например.

– Это не так-то просто. В жизни не встречал социалистов среди женщин.

– Коннор, я не шучу.

– Вот разве что у Карла Маркса есть сестра?

– Кого-нибудь с гражданским сознанием. Женщину, склонную к филантропии… Альтруистку!

Его пальцы проникли в треугольник шелковистых волос у нее между ног и начали выбивать тихую дробь в самом чувствительном месте. У них шел шутливый разговор, но счастливый утопленник между тем начал оживать.

– Я стараюсь заслужить твое уважение, – проговорила она тонким взволнованным голосом, зажав его руку между ног, – но не могу… измениться полностью. Я…

– Не надо тебе меняться. Я этого не хочу.

– Нет, хочешь.

– Нет, не хочу.

С захватывающей душу медлительностью он просунул средний палец внутрь.

– Ты бесподобна. Посмотри на себя. Ты та, кого я выбрал, все остальное не имеет значения. С ребенком нам дважды повезло: если бы не он, мы бы так ничего и не поняли. Мы оба были слишком глупы.

– Да, – согласилась она с глубоким вздохом. Его ожившее естество пульсировало возле ее бедра. Софи нашла его на ощупь.

– Давай опять займемся любовью, – предложила она, словно эта мысль только что пришла ей в голову.

– Это можно, – отозвался он, как бы обдумывая предложение.

У нее было больше сил. Она легла сверху, и их тела вновь слились. Но на этот раз все было по-другому: очень неспешно и нежно. Мечтательно. Она двигалась над ним, как вода, текучая и теплая, ее голос журчал, осыпая его словами любви. Он обнял ее, отыскивая самые чувствительные к ласкам места на ее теле. Границы между ними размылись и исчезли. Ее кожа, его кожа – все было едино. Он больше не думал о том, что их ждет, ему хотелось только одного: чтобы она была рядом.

Но вскоре все изменилось. Вода превратилась в огонь – мерцающее пламя, превратившее его тело в жертвенный костер. Раздуваемый ее учащенным дыханием огонь разгорался все жарче. Дрожа от страсти, она без конца повторяла его имя. Они поцеловались в последний раз, и пламя поглотило их обоих. В очистительном пожаре сгорело все – пространство, время, сознание. Коннору почудилось, будто его тело – это «римская свеча», выбрасывающая снопы ослепительных искр в ночное небо. Небом была Софи. Его стал разбирать радостный смех: видение было таким прекрасным, таким величественным!

– Ты это видела? – спросил он, прижимая к себе ее ослабевшее, влажное от испарины тело, сдувая с лица легкие пряди ее волос. – Ты видела огонь, Софи?

Ее усталую улыбку он ощутил кожей.

– Огонь? Угу…

– Нет, я серьезно, что ты видела, что было в конце? Фейерверк. Пиротехника. Я был шутихой, а ты… Это трудно было объяснить.

– А я была спичкой. Нет, я тоже была шутихой. Огненным колесом.

Ему это понравилось. Он снова засмеялся, и она прильнула к нему, обняла его одной рукой и натянула одеяло повыше. Ему хотелось поговорить, но она зевала, устраиваясь поудобнее в гнезде его рук. Ее тело отяжелело от усталости. Он просунул руку ей под локоть, потер большим пальцем нежную кожу на сгибе, потом поцеловал макушку, и она пробормотала в ответ что-то ласковое и невнятное.

– Софи, – окликнул он шепотом. Никакого ответа.

– Я люблю тебя, Софи.

Она осталась недвижима, только ресницы затрепетали. Он понял, что она уснула.

* * *

– Я сама отнесу, Марис, – предложила Софи, и служанка передала ей покрытый салфеткой поднос, который принесла снизу, из кухни.

– Как он сегодня? – поинтересовалась Марис негромко, чтобы не потревожить больного, Дверь в комнату которого была закрыта неплотно.

– Думаю, все так же. Доктор придет через несколько минут.

– Мне показалось, вчера он уже выглядел получше. Не как живой скелет. – Это выражение Марис услышала от самого Джека.

– Коннор сказал, что все равно Джек спал плохо и ужин вчера не смог осилить.

Женщины сокрушенно покачали головами, и Софи, оставив служанку в коридоре, вошла к Джеку.

Коннор, который ухаживал за братом лучше любой сиделки, уже помог ему умыться и теперь укладывал в постель: взбил подушку и поправил простыню на костлявой груди. Джек уже неделю жил в доме, но Софи никак не могла привыкнуть, войдя в свою старую комнату, видеть в постели мужчину. Она убрала почти все свои вещи, но все равно это была женская комната, ее комната, и Джек всегда выглядел бы здесь странно среди обитых веселеньким ситцем кресел и занавесок с оборками.

Джек первый заметил ее через плечо Коннора и приветливо улыбнулся, отчего у нее защемило сердце, как всегда, когда она "Видела его улыбку, которая из-за ужасающей худобы была похожа на оскал скелета. Кое-кто называл болезнь Джека «чахоткой», и точность этого названия, происходящего от слова «чахнуть», поразила ее в тот день, когда он появился у них. Дорога в коляске из Эксетера отняла у него последние силы, и Коннору с Томасом пришлось нести его на руках до комнаты. Джек едва мог говорить – болезнь поразила и гортань, – а судорожный кашель довел до полного изнеможения. Он и без того был худ, когда Софи впервые увидела его в июне, а за прошедшие месяцы от него остались только кожа и кости. Когда он спал, страшная худоба и землистый цвет кожи делал и его похожим на мертвеца.

– Доброе утро, – бодро сказала Софи, ставя поднос на столик возле кровати. – Сегодня такая чудесная погода. Скоро солнышко проглянет, а ветер не то что вчера, совсем не сырой. – Она слегка покраснела.

Что за глупости она говорит, единственное, чем хорош этот ужасный, день, это тем, что не идет дождь. Солнце и сухой воздух были необходимы Джеку, но осень в Девоншире редко баловала такими деньками. Она сама была простужена и вчера не поехала на рудник из-за мелкого, непрекращающегося дождя.