Дом яростных крыльев - Оливия Вильденштейн

словно опустил пальцы в грязь и провёл ими по векам и скулам.

Человек смотрит прямо на меня, да так пристально, что я вздрагиваю. Я хочу повернуться, чтобы понять, на кого он смотрит, как вдруг он выдыхает:

— Короля только что нашли мёртвым.

— Короля? — восклицаю я, мой пульс бешено стучит.

О каком короле он говорит? Это видение прошлого или будущего?

Рассерженный незнакомец не реагирует на моё высказывание, а значит, он не может меня слышать, так же как и видеть.

— Ходят слухи, что это ты. Я думал… я думал…

— Что ты думал, Cathal Báeinach? Что я убью единственного человека в Люсе, который готов поддержать наших людей?

Этот голос такой глубокий и бархатный, что я почти пропускаю мимо ушей два иностранных слова.

Кахол Бэннок.

Кахол — это человек.

— Собери Siorkahd, Cathal.

Несмотря на то, что он говорит тихо, его приказ пробирает меня до самого нутра.

Я разворачиваюсь, чтобы увидеть собеседника Кахола, но видение прерывается.

Не успев опомниться, я оказываюсь снова верхом на Ропоте, в траншее, под куполом звёзд, которые наполовину скрыты распростёртыми крыльями чёрного ворона.

У меня голова идёт кругом от того, что показал мне ворон. У меня больше нет сомнений в том, что эти видения вызывает именно он. Ведь я спросила его, что значит Кахол, и он показал мне ответ.

В первый раз, когда я встретила Бронвен, она назвала меня Фэллон Бэннок. А сегодня Антони сказал…

Я едва успеваю закончить мысль, когда мой разум связывает всё воедино, и вот я уже столкнулась с ещё более сложной загадкой, чем статуи, которые могут превращаться в животных.

И хотя слово «дочь» ни разу не упоминалось, кем ещё я могу приходиться этому мужчине?

— Кахол Бэннок — мой отец?

Я пытаюсь свыкнуться с этим шокирующим открытием, согласно которому мой пропавший отец — страшный гигант и к тому же любитель макияжа для глаз. Я вспоминаю о своей матери со всеми её мягкими округлостями и яркой внешностью. Чем дольше я её представляю, тем более невозможным мне кажется, что она имела интимную связь с мужчиной, который выглядит так, словно может переломить человеку шею и оторвать голову одним взмахом своего мизинца.

По моей спине пробегает холодок. Что если её сломало не обрезание ушей, а этот мужчина? Что если он монстр, который взял её силой? Который уничтожил её, поместив меня в её чрево?

Я прищуриваюсь и смотрю на ворона.

— Ты знал Кахола Бэннока лично?

Морргот, который летит надо мной, оглядывает меня своими жёлтыми глазами.

— Он был… — я облизываю губы. — Хорошим человеком?

Я жду, когда ворон перенесёт меня в другое место. Жду, когда исчезнет Монтелюс, и снова появится Кахол. Но ничего из этого не происходит.

Вероятно, мои слова затерялись в воздухе, который нас разделяет.

— Кахол причинил боль моей матери?

Я не могу произнести слово «изнасиловал». У него слишком мерзкий вкус. И сама мысль о том, что я продукт такого союза…

Святой Котел, я бы в миллион раз охотнее предпочла быть подменышем.

Я пробую задать другой вопрос:

— Ты показал мне прошлое или будущее?

Я прошу Морргота послать мне ещё одно видение, но как бы я его ни упрашивала, моё сознание остается пустым. Может быть, он исчерпал то количество видений, что может мне передать?

А может он не знает, что за король умер?..

Оставшись наедине со своими мыслями и мерным цоканьем копыт Ропота, я проигрываю в голове последнее видение. Несмотря на то, что я видела только Кахола, я всё время слышу голос мужчины, на которого он ворчал, и от которого моя кровь похолодела.

«Что ты думал, Cathal Báeinach? Что я убью единственного человека в Люсе, который готов поддержать наших людей?»

Наших людей.

Что это за люди? Мятежные люсинцы? Фейри из вражеского королевства?

Волосы моего отца были пострижены короче, чем у полукровок, но длиннее, чем было позволено людям. Был ли он человеком, как мне всегда говорили, или полукровкой? Но если он полукровка, то почему тогда мои магические способности не проявились?

Я делаю резкий вдох.

В битве при Приманиви участвовало горное племя, которым помогали вороны с железными когтями и клювами.

У Морргота железные когти и клюв.

Морргот ведёт меня в горы за другим вороном.

Вороны Лора.

Санта мерда…

Я спелась с врагом своего народа.

ГЛАВА 45

Моё сердцебиение сбилось с тех пор, как я связала Морргота и Приманиви.

Что если Морргот ведёт меня не к другому ворону? Что если он ведёт меня прямо к своему хозяину? И что если этот мятежный лидер возьмёт меня в плен, чтобы использовать против династии Регио? Что если у него нет намерений помочь Данте занять трон? Что если он сам хочет его занять?

Боги, куда я вляпалась?

Почему я?

Только потому, что я родственница мужчины, который служит Лору, не означает, что я со всем этим согласна. Уже не в первый раз я ругаю себя за то, что согласилась на это, не проанализировав всё в деталях.

Я оглядываюсь на траншею, напоминающую ленту, по которой мы едем уже несколько часов. Я могла бы спрыгнуть с Ропота и побежать вниз. Мы никуда не сворачивали, что, если честно, меня удивляет. Разве мятежные племена не должны селиться там, где их будет трудно достать? Но опять же, мы не встретили ни одного стражника, так что эта тропа, должно быть, никому неизвестна.

Я гляжу на Морргота, который похож на чернильное пятно на рассветном небе. Станет ли он атаковать меня своими крепкими когтями, если я откажусь искать его металлических дружков, или отпустит меня в целости и сохранности? Что если он разрубит меня надвое, как тех эльфов?

Их разрезанные тела встают у меня перед глазами, и я содрогаюсь. И почему у меня не хватило прозорливости взять с собой шип из обсидиана? Я хлопаю по сумке на своей груди в поисках ножа, но мои ладони так сильно покраснели и болят от волдырей, что я ничего не чувствую. Когда ничто не колется о мои пальцы, я отпускаю поводья и раскрываю сумку.

Запустив дрожащую руку внутрь, я нахожу флягу, которая стала скользкой из-за конденсата. Он вызывает божественные ощущения на моих израненных ладонях. Я начинаю искать другие предметы — кусок мыла, который я забрала из ванной Джианы, ломтики козьего сыра, головку затвердевшего пекорино, крекеры, фруктовый мармелад, нож. Но кончики моих пальцев касаются лишь грубой ткани и холодной металлической фляги.

Я заглядываю в сумку, на