Твердая рука - Дик Фрэнсис

— Теперь ты просто не вылезешь из зала суда, — сказал он мне, — то Никлас Эш, то Тревор Динсгейт.

— Но не так уж плохо быть обычным свидетелем.

— Тебе виднее.

— Да, — подтвердил я.

— Любопытно, что станет делать Лукас Вейнрайт.

— Это одному Богу известно.

Чарльз посмотрел на меня.

— Неужели тебе не хочется немного позлорадствовать?

— Позлорадствовать? — изумленно переспросил я.

— Над поверженным врагом.

— А что вы делали в морских сражениях, когда ваш противник шел ко дну? Злорадствовали? Помогали топить?

— Возьми его в плен, — предложил Чарльз.

— Да его жизнь и без того превратится в тюрьму, — немного помедлив, отозвался я.

Чарльз таинственно улыбнулся и через минуту проговорил:

— Значит, ты готов его простить?

— Не задавайте таких сложных вопросов. Люби поверженного врага. Прощай.

Умей забывать обиды. Нет, наверное, я плохой христианин, подумал я. Может быть, Лукас сам по себе и не внушал мне ненависти, но я вряд ли смогу его простить.

Мы приехали в Эйнсфорд и столкнулись в холле с миссис Кросс. Она несла поднос наверх, в свою комнату, и сообщила мне, что Чико проснулся, почувствовал себя лучше и спустился на кухню. Я прошел туда и застал его сидящим за столом.

Перед ним стояла чашка с горячим чаем.

— Привет, — сказал я.

— Привет.

С ним я мог и не притворяться. Я тоже налил себе чай и сел напротив.

— Ну и влип же я, — произнес он. — Ты согласен?

Похоже, что я был в шоке.

— М-м-м.

— А вот ты не был. Ты еще легко отделался. Какое-то время мы сидели молча.

В его глазах застыла тоска, и причиной тому была уже не контузия.

— Разве ты не понял, что они пощадили тебя одного? — сказал он.

— Я не знаю.

— Им просто не удалось?

Я кивнул. Мы не спеша пили чай.

— Ну, и как они сегодня отреагировали? — поинтересовался он. — Эти боссы.

— Они выслушали меня. А Лукас подал в отставку. Вот и все.

— Но не для нас.

— Нет.

Я немного передвинулся.

— Что мы будем делать? — задал он вопрос.

— Посмотрим.

— Я не смогу… — Он осекся. Я заметил, как он устал и выдохся.

— И я тоже не смогу, — откликнулся я.

— Сид. Я решил… С меня хватит.

— Ну, и что тогда?

— Буду преподавать дзюдо.

А я стану зарабатывать игрой на бирже, коммерцией, страховкой и на дивидендах. Так можно будет просуществовать… но для меня это не жизнь.

Мы допили чай и оба приуныли. Мы чувствовали себя проигравшими, и нам было стыдно. Если он откажется, я не смогу действовать в одиночку, подумал я. Он был идеальным напарником. Его проницательность, уравновешенность, легкий характер, чувство юмора, как я нуждался во всем этом. Да, по целому ряду причин я не сумел бы без него обойтись.

Я помолчал минуту-другую и заметил:

— Тебе это быстро надоест.

— Чемпионаты в Уэмбли и мои маленькие оболтусы?

Я потер лоб, и у меня зачесался шрам.

— Во всяком случае, — сказал он, — это ты на прошлой неделе собирался бросить свои расследования.

— Да, пойми. Я не люблю, когда меня… — Я оборвал себя.

— Бьют, — закончил он мою фразу. Я убрал руку со стола и взглянул ему в глаза. В их выражении я уловил чувство, минутой раньше прозвучавшее в его голосе. Двойной смысл любого сказанного слова. Иронию, смешанную с недоумением.

Сознание неудавшейся жизни.

— Да. — Я криво усмехнулся. — Мне не нравится, когда меня бьют. И никогда не нравилось.

— Выходит, что ты класть на них хотел?

Я кивнул.

— Именно класть.

— Ладно.

Мы по-прежнему сидели за столом, но после этого разговора нам стало гораздо легче.

Через три дня, в понедельник вечером, мы вернулись в Лондон, и Чико, подтрунивая над прежними страхами, зашел ко мне в квартиру.

Жара спала и сменилась обычной погодой, иначе говоря, теплым моросящим дождем. Дороги сделались скользкими от маслянистых, разогретых шин, и в садах западного Лондона буйно распустились розы. До скачек в Дерби оставалось две недели. Возможно, Три-Нитро сумеет их выиграть, если окончательно поправится.

В квартире было пусто и тихо.

— Я же тебе говорил, — произнес Чико, втащив мой чемодан в спальню. Хочешь, я осмотрю шкафы?

— Раз уж ты здесь…

Он удивленно приподнял брови и принялся дотошно исследовать шкафы.

— Там только пауки, — сообщил он. — Они поймали всех мух.

Мы вышли из дома, сели в машину, и я отвез Чико на его квартиру.

— Сегодня пятница, — заметил я. — Мне нужно уехать на несколько дней.

— В самом деле? Хочешь развлечься? Подозрительный уик-энд.

— Трудно сказать. Когда вернусь, я тебе позвоню.

— Теперь у тебя на очереди всякая мелюзга. Я угадал?

— Да, с крупными мошенниками я больше не связываюсь, — отозвался я.

Он улыбнулся, помахал мне рукой, и мы расстались. Я снова отправился к себе. Смеркалось. Огни уже зажглись. Я объехал дом и притормозил у гаражей. В одном из них, нанятом совсем недавно, я и решил поставить свой «Шимитар». Этот гараж стоял в глубине и не бросался в глаза.

Я отпер дверь и с силой толкнул ее. Зажег свет. Ввел машину. Вышел из нее. Запер дверцу и положил ключи в карман.

— Сид Холли, — окликнул меня какой-то голос.

Голос. Его голос.

Тревора Динсгейта.

Я стоял, глядя на дверцу «Шимитара», которую только что запер, и не мог повернуть голову.

— Сид Холли.

Полагаю, я знал, что рано или поздно это случится. Когда-нибудь, где-нибудь, как он и говорил. Его угроза была нешуточной. Он ждал, что ему поверят. И я ему поверил.

О, Боже, подумал я. Так быстро. Это всегда слишком быстро. Лишь бы он не заметил моего испуга. Я не должен показывать вида. Господи, дай мне силы и мужество.

Я медленно повернулся к нему.

Он стоял на ступеньке у двери гаража. Тонкая сетка дождя, освещенная фонарем, висела широкой темно-серой гардиной за его спиной.

Он поднял ружье и прицелился.