Феномен - Владимир Геннадьевич Поселягин

корпус двинул дальше. К вечеру мы подошли к Кобрину. В штаб армии ушёл сигнал: завтра на рассвете в три приёма сбросить воздушный десант, всю бригаду, на Седльце. Не думаю, что у десантников будут проблемы: немцы немало охранных частей из Польши кидали под Минск, один полк из Варшавы был, так что силы охраны тыла у них ослаблены. А мне необходимо было захватить город и станцию: там находился довольно крупный лагерь, где содержали командиров Красной армии, и я хотел освободить наших военнопленных.

С десантниками будет высажена рота НКВД, на них – работа с освобождёнными. Ну и будут держать оборону, дожидаясь нашего прихода. Приказ ушёл, его подтвердили, будут исполнять. А у нас Кобрин впереди, и нас там ждали, как сообщила мне разведка. Дома по-быстрому превращали в крепости. За счёт обороны города немцы решили приостановить мой корпус и даже если не разбить, то серьёзно потрепать и обескровить.

Я ощущал исходящие от города волны облегчения и злости. Облегчения оттого, что мои части, обтекая город, уходят дальше к Бресту, и злость оттого, что мы делаем это, не заглянув к ним на огонёк. Кобрин остался за спиной, блокирующие группы, позволившие нам обойти город, снялись и последовали за нами, и тут наступило время ужина. Сигнал пришёл, повара сообщили, что всё готово, так что корпус встал.

Когда мы остановились, ко мне в штабной автобус пришёл шифровальщик. Взяв протянутое мне сообщение, я стал читать его, всё больше хмурясь. Тут же присутствовали комкор и часть штабных командиров.

Дочитав сообщение, я обратился к Сумину:

– Истерички из Генштаба. Немцы сегодня двинули. Были у них резервы, но они их не трогали, видимо, Гитлер запретил. Ударили из-под Гомеля и Белой Церкви. Идут по сходящимся курсам.

– Хотят захлопнуть киевский выступ с войсками Юго-Западного фронта, – понятливо кивнул комкор. – Вполне ожидаемо. Вы про это ещё две недели назад говорили.

– Да, и свои соображения по этому поводу отправил в Генштаб. Насколько мне известно, их приняли к сведению и действительно усилили оборону в тех местах: вторая линия окопов, резервы. Только всего этого оказалось мало, не хватило. Приказ из Генштаба – ударить по немцам с тыла и остановить наступление с севера.

– Что делать будем?

Глава 21. Окончание рейда. Потерянные бойцы

– Где мы, а где Гомель? Всяко не успеем. Только истеричкам это неважно, главное – зад прикрыть, а вину можно свалить на меня: мол, не успел, и развал Юго-Западного фронта – вина исключительно командарма Сергеева. Ату его… Авдеев! – окликнул я старшего по связи в корпусе, и когда майор заглянул в дверной проём, велел: – Пиши сообщение в Генштаб. «Выполнить приказ не могу, нахожусь у границы с Польшей, перехожу границу для удара по гарнизонам польских городов. В Минске нет достаточных подвижных сил для этого удара. Крайне рекомендую отвести войска Юго-Западного фронта в тыл и избежать окружения, которое готовит противник. Счёт идёт на часы. Генерал Сергеев».

Второе сообщение – в штаб моей армии: «Генералу Васильеву. Приказываю игнорировать приказы из Генштаба до особого распоряжения. Войскам минскую зону не покидать. Командарм Сергеев». Послание Генштабу зашифровать стандартным кодом, послание в штаб минской обороны – особым. Выполнять.

– Не простят, – сказал Сумин.

– Ну конечно, не простят, – хмыкнул я. – Я не удивлюсь, что Юго-Западному фронту дадут сгинуть в котле, чтобы меня утопить. Мне уже неоднократно намекали, что у меня, выскочки, появилось множество влиятельных недоброжелателей. Особенно маршал Кулик. Та статья, где я довольно грубо высказался о его военных умениях, очень задела его, и он пышет местью. Да и другие генералы и маршалы недовольны: какой-то бывший старший лейтенант вдруг стал генералом – для них это как серпом по яйцам. Если бы у меня были поражения, и я тоже отступал под ударами немцев, то есть не отличался бы от других командармов, и проблем бы не было, но с каждой победой моих частей народ всё больше меня славит, а генералы – ненавидят. Зависть. Не все, но таких большинство.

Василевский, который был у нас не так давно, в этом противостоянии нейтрален, он прямо об этом сказал. Предупредил, что меня будут подставлять, и советовал быть поосторожнее. Меня считают любимчиком товарища Сталина, что, конечно же, не так. Когда товарищ Сталин давал мне генерала, я поставил условие, и мы пришли к соглашению. Когда мы победим (а в победе я не сомневаюсь), то в первый же день капитуляции Германии я получаю отставку. Я несу службу, пока идёт война, но когда она закончится, оставаться в армии я не желаю. Об этом мало кто знает, мы не распространялись о соглашении, но это факт.

Что касается удара лично по мне, то прежде чем ударить, нужно уронить мой авторитет в глазах Сталина, и сейчас Главнокомандующему нашёптывают, какой я плохой генерал, приказы не выполняю, да всё, что в голову взбредёт. При первой же моей ошибке они ударят, я пока не знаю, как, но это неизбежно. Развал Юго-Западного фронта станет отличным поводом. Готов даже поспорить, что если ему и отдадут приказ на отход, то он опоздает, и войска окажутся в котле. Поэтому пойду я к соседям или нет, значения не имеет. А вот результаты нашего рейда по Польше как раз имеют огромное значение: победителей у нас не судят.

Пока мы разговаривали, официантки в белых передниках сервировали нам стол: у штаба корпуса была столовая, и её персонал взяли с собой. Так что несколько бойцов из взвода обслуживания поставили у автобуса стол и лавки, а девушки накрыли стол скатертью и занялись сервировкой. Поэтому помимо десятка командиров и других слушателей хватало. Но я не обращал на это внимания, это даже хорошо: чем больше людей услышат мои выводы и чем шире они разойдутся, тем лучше.

Мы устроились за столом. Командиры штаба, сидевшие с нами, слушали внимательно, и один майор из оперативного отдела не выдержал:

– Товарищ командарм, но это же… предательство? Дать уничтожить свои войска ради мести другому командующему?

– О, человеческая подлость не знает границ. Возможно, я преувеличиваю. Увидим, что будет. Только я как-то не сомневаюсь в своих выводах.

Через полчаса, когда мы уже поели, радисты сообщили, что сообщения ушли, и подтверждения о приёме обоих получены. Да, у нас вполне устойчивая связь как с Минском, так и с Москвой, как ретранслятор мы использовали минский радиоузел.

Поев, мы двинули дальше и уже ночью вышли к Бресту. Встретили на пути всего две засады, призванные нас притормозить, одну из них снесли шедшие впереди манёвренные группы, вторую – уже