Сын - Филипп Майер

– Ты теперь вернешься к бледнолицым? – спросила Ситетси.

– Нет, конечно.

– А у белых бывает такая болезнь?

– Да, но они научились делать лекарство, и оно предохраняет их от заразы.

– И с тобой тоже такое проделали? – спросил Тошавей.

– Еще когда я был ребенком.

– А что ты скажешь про лекарей команчей? – И он хрипло рассмеялся, Ситетси тоже засмеялась вслед за ним.

– Ты отведешь наших людей в хорошее место, – сказала она.

– Не забегай вперед, – вмешался Тошавей и приподнял голову. – Сначала он должен копать. Это сейчас твоя единственная работа, Тиэтети. Ты должен копать.

Многие из пленников бежали, увели лошадей и исчезли среди равнин. Ни у кого не было сил остановить их.

А я копал. Все костяные лопаты затупились, и я копал уже древками копий, кольями от типи, всем, что мог отыскать. Казалось, я рою землю уже много недель или месяцев, похолодало, ночами подмораживало, но днем солнце отогревало землю, – и я опять копал. Те из команчей, кто сумел оправиться от болезни, начали мне помогать, на лицах у них остались светлые пятна. Кое-кто из выживших охотился, чтобы мы могли работать, остальные просто ждали смерти, а если не умирали, то присоединялись к нам.

Копая могилу для Тошавея и Ситетси, далеко от лагеря, в месте, которое я присмотрел несколько недель назад, я нашел маленькую глиняную черно-белую чашку. А чуть глубже наткнулся на плоский камень, а под ним еще один, и чем дальше я копал, тем больше камней находил, пока наконец камни не превратились в стену, а потом показался угол, образованный двумя стенами, а потом я остановился.

Ни команчи, ни апачи, которые жили здесь прежде нас, не строили каменных домов; и люди, которые проводят жизнь в седле, не делают посуды из глины. Каддо и осаджи никогда не жили так далеко к западу, точно так же как бледнолицые или испанцы. Я понял, что наткнулся на следы какого-то древнего народа, который жил в городах, – народа, исчезнувшего так давно, что никто и не помнит о нем.

Я хотел взять чашку и спросить Дедушку, но он умер, потом я подумал, что мог бы расспросить Тошавея, но и он мертв, и уже хотел положить чашку на место, но не смог; я все вертел и вертел ее в руках, а потом догадался почему – потому что она лежала тут тысячу лет или больше и по сравнению с ней Тошавей и все остальные казались совсем юными; а если ты молод, то у тебя есть надежда.

1945 год

Мужчина, которого представил Финеас, походил на издольщика – обожженное солнцем лицо, высокие скулы и в целом диковатый изможденный вид. Если бы не залысины, его можно было принять за индейца-полукровку Он стоял, прислонившись к секретеру, и, поприветствовав Джинни равнодушным кивком, вновь повернулся к Финеасу Было что-то в его манерах, заставлявшее предположить довольно близкие отношения с дядюшкой. Возможно, именно из-за этого парня Джинни никогда не удавалось пожить в дядином доме. Нет. Он ей не понравился.

– Хэнк – бурильщик, – сообщил Финеас. – И он ищет работу.

Хэнк еще раз кивнул ей, но руки не протянул. Они с Финеасом продолжали разговор о минералах, регистрации скважин и прочих скучных вещах. Она прохаживалась по комнате, слушая беседу краем уха, но мужчины все говорили и говорили. Непонятно, зачем ее вообще сюда позвали; ей уже надоело разглядывать фотографии Финеаса с родственниками, Финеаса со знаменитостями. Белая рубаха и темные брюки бурильщика были чистыми и отглаженными, но определенно знавали лучшие дни, а на ногах рабочие башмаки – видать, приличных туфель нет. Но почему-то хочется, чтобы этот тип обратил на нее внимание; было в нем что-то эдакое, притягательное. Ты просто слишком долго живешь одна, пыталась она себя урезонить.

С другой стороны, не так много на свете мужчин, держащих себя с Финеасом на равных; этот бурильщик как раз из таких, хотя и непонятно почему. А бурильщик (Хэнк, она решила называть его про себя так) по-прежнему не обращал на нее внимания. Появилась секретарша – как и все девушки, работавшие у Финеаса, темноволосая, с молочно-белой кожей, а все ее активы эффектно подчеркивало узкое зеленое платье; наливая кофе Хэнку, она как бы невзначай коснулась его руки, но Хэнк словно и не заметил. Джинни тут же простила ей броскую внешность и утвердилась в мысли, что между парнем и ее дядюшкой определенно что-то есть. Наконец мужчины закончили и Финеас развернулся к ней.

– Мы нанимаем Хэнка, – объявил он. – Прямо сегодня он поедет с тобой.

В МакКаллоу-Спрингс они отправились на стареньком пикапе Хэнка, шумном и душном. Джинни надеялась, что спутник не заметит, как она вспотела. Он просто бурильщик, успокаивала она себя. И не такой уж красавец, и вообще никак не ровня ей. Нос у него какой-то сплющенный – может, чей-то кулак постарался, а может, от природы такой. Дворняжка, как сказала бы бабушка. В нем чувствовалась неподдельная уверенность в себе, какую она замечала в лучших из вакерос, но помимо этого еще нечто вроде высокомерия – как будто он точно знал: что бы вы или кто-то еще ни сделал, он все равно сделает лучше. Этим он напоминал Клинта: человек, которому все дается легко, у которого получается все, за что бы ни брался.

Хэнку было двадцать четыре, и всю войну (и вообще всю жизнь с самого раннего детства) он искал нефть вместе со своим отцом, который недавно умер. Когда-то они были миллионерами, но несколько последних вложений оказались неудачными, а потом отец погиб при взрыве газа, и Хэнк остался на мели. У него была собственная буровая установка и шестиколесный вездеход «Интернэшнл», а на примете дюжина толковых работяг, но сейчас едва хватало денег на бензин.

– Я мог бы сдать буровую внаем, – рассуждал он вслух. – Но какой в этом смысл? – И продолжил, не ожидая ответа: – У вас есть братья или сестры?

– Три брата. Но двое погибли на войне.

– А у меня две сестры.

Наверное, что-то мелькнуло в ее лице, потому что он уточнил:

– На всякий случай: в сорок втором я пытался записаться добровольцем, но меня завернули из-за дальтонизма.

Она кивнула, продолжая разглядывать кусты и выжженную землю за окном. Все, кто не служил, вынуждены оправдываться, рассказывая печальные истории.

– А я, кстати, и не знал никогда, что дальтоник. Думал, все видят мир именно так. Через несколько месяцев поехал в Хьюстон, но опять не смог пройти тест и меня опять бортанули, но на этот раз я был умнее и, пока никто не видел, стащил у них книжку. – Он покосился на Джинни. – Решил, что она не слишком дорогая.

– Наверное, нет.

– Ну неважно. Я выучил правильные ответы и поехал в Нью-Мексико, где меня пока не знали. И на этот раз все прошло отлично, но, должно быть, я отвечал слишком быстро, потому что они что-то заподозрили и начали показывать страницы в другом порядке. И я не угадал ни одной чертовой цифры. Понятное дело, хитрость мою раскрыли и пригрозили, что если я не уймусь, в следующий раз меня арестуют за попытку негативно повлиять на ход военных действий.