Аз воздам - Василий Горъ

Первое время идея работала – успевая сделать десяток-другой надрезов, Кормухин уходил к предыдущему стволу и продолжал работу там. Но вскоре такая тактика перестала себя оправдывать – жуков стало так много, что почти каждый его шаг приходился по живому, копошащемуся ковру. Кроме того, генерал сообразил, что его беспокоило все это время – автомед, к ощущению присутствия которого он так привык за эти дни, пропал! А значит, та дрянь, которую заносили жуки при каждом укусе, как-то действовала на его организм…

…К моменту, когда на песке у воды лежало четыре срезанных ствола, Кормухин почти ничего не соображал от безумной усталости, боли в руках и в искусанных ногах и постепенно охватывающего его отчаяния. Для того чтобы нарезать тонкие полоски, которыми можно было бы связать стволы, пришлось пожертвовать брюками. Стараясь не смотреть на свои покрытые черными пятнами укусов ноги, генерал кое-как скрепил вместе очищенные от ветвей и листьев деревья, накрыл курткой получившийся квадрат и принялся закреплять ее края так, чтобы те твари, которые ждали его под водой, не могли добраться сквозь нее до его тела…

Думать о том, что тонкая ткань вряд ли послужит достаточной защитой от челюстей этих рыбешек, не хотелось – его вера в план, такой красивый в начале, и так держалась на соплях. К моменту, когда плот закачался на воде, новые укусы жуков перестали вызывать вспышки боли – отупевшее сознание перестало фиксировать даже сам факт укуса. Просто перед тем, как улечься грудью на плавсредство, Кормухин несколькими движениями соскоблил с конечностей упорно вбуравливающихся под его кожу насекомых и, бросив нож на натянутое полотно куртки, улегся сверху и, сделав первый гребок ладонями, взвыл от отчаяния – грести изуродованными ладонями было больнее, чем резать дерево!

…Берег, на котором обедал скотина Коренев, был относительно недалеко: секунд сорок на его «Бомбардье». Представив себя сидящим за рулем аквабайка, Кормухин вдруг ощутил ирреальность происходящего: в воде должен был находиться не он! Его место – за рулем быстрого, надежного катерка, способного двигаться по воде со скоростью в восемьдесят километров в час!!! Но плывущего по реке чуть быстрее уставших до смерти от бесконечного заплыва прапорщиков и офицеров.

– Эй, утята! Сдохли, что ли? Это вам не детский сад! Спецслужба, ептить! Шевелим ручками и ножками – скоро финиш! Проскурин! Ты что, тонешь? Береги автомат, солдат! Выше голову! Водичка в горлышко попала? Так выпей! Аш-два-о, в курсе? Ну, не без дерьма, конечно, но для настоящего бойца это такие мелочи… Шевелимся, шевелимся… Капитан Светлов! Вытащите этого засранца из воды… Откачайте и бросьте обратно… Это заплыв на выживание, мать вашу!!! Резче работаем руками, девочки! Р-раз– два! Р-раз-два!!! – воспоминание о его детище – методике психологической подготовки офицеров спецподразделения – нахлынувшее откуда-то из глубин памяти, заставило его скрипнуть зубами: сука Коренев явно заставил его плыть не просто так!

– Зато они становились выносливыми и готовыми на все… – пробормотал себе под нос генерал. – И это – полностью моя заслуга…

…Боль в искусанных ногах перестала чувствоваться где-то на половине пути до берега. Обрадованный этим Кормухин даже не сразу сообразил, что это значит. А когда вспомнил рассказ Олега о повадках рыб, живущих в озере, взвыл от страха дурным голосом и, еле удерживая равновесие на шатком плотике, аккуратно повернул голову назад. Лучше бы он этого не делал: ноги, безвольно лежащие в воде, невозможно было рассмотреть из-за кишмя кишащих в розовой от крови воде мальков! Безумно заколотив ногами, генерал попытался оторваться от собравшейся около плотика стаи и снова провалился в другую реальность.

– Лемешев! Что нюни распустил? Ножки стер? А научиться портяночки мотать времени не было, да? Ну, ничего – к следующему марш-броску стимул освоить эту науку у тебя появится… Шевели конечностями, тормоз! Вон смотри, как бежит Бермут! Легко и непринужденно! Кузьма! Кинь парню РПГ – не хорошо отрываться от коллектива… Не вижу улыбок на лицах! Еще двадцать километров, и овраги закончатся. А там недалеко и до лагеря… Скажите спасибо, что сегодня – хорошая погода… ну, хором «Спасибо»! Молодцы… Как говорил Суворов, «тяжело в учении – легко в очаге поражения»! Радуйтесь, что поблизости – ни одного гриба ядерного взрыва, а то сбегали бы посмотреть, как он смотрится изнутри… Кузьма, добавь газку – догоняют…

Мегафон, зажатый в руке, вдруг показался неподъемно тяжелым, и Кормухин, попытавшись взять его другой рукой, вдруг почувствовал влагу на лице. Увы, вместо кузова армейского «Урала», движущегося по бездорожью перед ротой обессиленных марш-броском офицеров и прапорщиков, он снова оказался в проклятом озере на чертовом плоту и безумно далеко от берега, на котором ждал самый сильный соблазн его жизни!

– Старый дурак, чтоб тебя перекосоебило… – дернулся генерал и вдруг услышал тихий звук расползающейся ткани… – Бля, п…ц! – зарычал он, поняв, что звук раздается откуда-то из-под его живота, за время безумного марша по этому миру ставшего не таким объемным. – Суки, и до живота добрались…

Ерзать, чтобы проверить, как себя чувствует его достоинство, под которое он еще на берегу подложил сложенные в несколько слоев обрывки брюк, Кормухин не стал. Страх оказаться в воде целиком оказался сильнее. Просто быстрее заработал руками и ногами. Правда, скорости передвижения это не добавило. По крайней мере, берег продолжал приближаться так же медленно…

Чуть позже ветерок, дувший почти что в спину, слегка поменял направление, и генерала начало ощутимо сносить в сторону… Найдя в себе силы обложить Коренева очередной порцией отборного мата, Кормухин принялся подгребать правее, и заметил, что и под его руками вода кишит теми же ненасытными рыбешками, что заживо рвали его ноги. Гребки стали еще резче, но ненадолго – продырявленная в десятках мест ткань куртки начала разъезжаться при каждом рывке…

– Надо было срезать еще пару деревьев… – обессиленно выругался он. – И вязать по-другому. Четыре ствола вдоль и только два – поперек… И лежать на них, а не между… Придурок старый… Что замер? Греби уже давай… Сука Олег! Мог бы автомед-то оставить… Давай, давай… Немного осталось… – снова сползая в пучину забытья, севшим голосом пробормотал он… – Тащи меня, Леха, тащи…

…Рана в ноге болела нестерпимо… Всем весом повиснув на плече ротного, лейтенант Кормухин еле сдерживался, чтобы не заорать. Жаркое афганское солнце, стоящее практически над самой головой, палило так, что, казалось, еще немного, и он превратится в обугленный кусок мяса. Едкий пот, стекающий по лицу, резал глаза, а из пересохшего от отсутствия воды рта вместо дыхания слышался хрип. Ротный двигался, как сомнамбула, – раненный в плечо левой руки и куда-то в бок, он с упорством бульдозера пер к выходу из этого чертова ущелья, в котором они напоролись на засаду. Залитый чужой кровью Кормухин, выкопанный Лехой из-под горы трупов, проклинал свое дурацкое счастье, кинувшее его в адское горнило необъявленной войны, душманов, оказавшихся в нужное время и в нужном месте, и эту чертову мину, от близкого взрыва которой он потерял сознание. Чувствуя, как с каждым шагом слабеет ротный, он пытался уговорить себя отцепиться от спасительного плеча и идти самостоятельно, но подленькая мыслишка «ну, вот еще пару шагов, и отпущу» каждый раз оказывалась сильнее.