Смерть на рыбалке - Евгений Константинов

Чего-чего, а аппетита у него было не занимать. Жаль, правда, что еду не догадались разогреть. Но все равно он съел и курицу, и жареную рыбу, и весь хлеб с овощами. Вот только соли тюремщики пожалели. Хорошо еще томатный сок в пакете был подсоленный, хотя при других обстоятельствах Игорь непременно увеличил бы в нем дозу «белой смерти» минимум в два раза.

– Соли мало! – крикнул он в объектив смотрящей на него камеры. Если за ним наблюдают, то должны услышать эту простую просьбу. – И пива нет! Я не могу жить без пива!

В конце концов если его более-менее нормально кормят, то почему не могут дать пива? На самом деле пиво никогда не было самым любимым напитком Игоря. Зато эти требования, вернее их исполнение или неисполнение, могли бы частично прояснить, в каком положении он находится и может ли хоть на что-нибудь надеяться.

Хотя о какой надежде шла речь! Не оставят же они в живых свидетеля того, что здесь творится. Кто они? Марья, Клео, может быть, кто-то еще… Игорь даже не знал, кто его навещает в темноте. И почему это происходит обязательно в темноте? Вдруг это не Клео, а какая-нибудь уродина, боящаяся даже пленнику показать свое лицо! Или же эта особа просто не хочет, чтобы кто-то видел через камеру, как она занимается сексом. Марье на это было наплевать, а ей вот нет. Значит ли это, что она более нравственна, и если это так, то нравственна до какой степени?

Игорь вспомнил миледи из «Трех мушкетеров», когда та, сидя за решеткой, облапошила на религиозной почве своего тюремщика Фельтона. Может быть, Игорю тоже попытаться найти у своей тюремщицы струнку, на которой можно сыграть, чтобы спасти себя?

С такими мыслями Игорь уснул, и ему приснилось, что, облаченный в черную рясу священника, он читает проповедь о сексуальном воздержании двум грешницам – коленопреклоненным и склонившим головы ниц. Он не видел их лиц, но слышал все учащающиеся всхлипывания, что позволяло верить в действенность горячих убеждений и в раскаяние девушек. Но отчего-то чем больше он говорил, чем чаще и громче становились всхлипывания, тем сильнее в нем самом возникало желание оказаться во власти сексуального возбуждения…

* * *

Проснувшись и оставаясь под впечатлением сна, Игорь стал настраиваться, чтобы при очередном посещении тюремщиц повести себя так, будто все это игра, придуманная им самим. И не важно, при свете или в темноте произойдет следующая встреча, необходимо не то чтобы расслабиться, а наоборот, притвориться страстным любовником, доставляющим удовольствие и себе, и партнерше…

Размышления прервала Марья, ворвавшаяся в камеру. Игорь попытался привстать, но не смог пошевелить руками, а рыжеволосая бестия запрыгнула на кровать и с ликующим воплем набросилась, насела на него.

Мысль о том, чтобы получить удовольствие или расслабиться, исчезла. Игорь при всем желании не мог ее вернуть или хотя бы настроиться на недавний сон. Вместо этого перед его глазами был Геша, его белое измученное лицо, его скорченное тело, его рука в наручнике.

Игорю оставалось лишь механически подчиняться приказам, отдаваемым Марьей откуда-то сверху, и желать только одного – быстрейшего окончания мучений. Но ей все было мало и мало…

Это длилось так долго, что Игорь не сразу поверил, что его оставили в покое. Но натяжение тросиков вдруг ослабло, и он смог поднести руки к своему мокрому лицу.

– Тебе не могло не понравиться, – услышал он со стороны душевой.

Обычно человек, моясь под душем и разговаривая, невольно повышает голос. Марья, смывающая с себя пот, не оказалась исключением. Но лучше бы она молчала. Игорь ненавидел ее саму и ее голос. Наверное, теперь он ненавидел голоса всех женщин на свете. Ненавидел самих женщин. А Марья, поливая свое обнаженное тело водой, говорила и говорила:

– Скоро ты будешь с нетерпением ждать, чтобы я побыстрей пришла к тебе. Ты будешь звать меня, будешь просить и даже умолять, чтобы я позволила целовать себя. А я… Я не знаю, позволю тебе это сделать или нет. Я посмотрю на твое поведение.

О, господи! Будь его воля, окажись он рядом с ней – задушил бы ее вот этими самыми…

Только сейчас, когда Игорь посмотрел на свои дрожащие пальцы, до него дошло, что оказаться рядом с Марьей – дело двух секунд. Ведь тросики не были натянуты, и, стало быть, ничего не стоит…

Порыв опередил дальнейшие мысли. И вот уже Игорь оказался на ногах и рванулся к своей мучительнице, стоявшей к нему спиной. И…

Однажды в перерыве между двумя турами соревнований по рыбной ловле в каком-то захолустном городишке Игорь, убивая время, играл в волейбол на уличной площадке. Все было интересно и весело до тех пор, пока он после неудачной отпасовки товарища по команде не метнулся за улетающим за пределы площадки мячом. Игорь уже почти коснулся мяча, когда его вдруг словно что-то подкосило. В глазах вспыхнули и моментально сгорели сто ярко-белых светлячков, а следующее, что он увидел, была пыльная земля, на которой лежало его тело, сраженное натянутым от волейбольной сетки стальным тросом на уровне чуть выше колен. Синяки в виде широченных фиолетовых полос на ногах, оставленные этим тросом, еще долго удивляли его друзей…

Сейчас произошло нечто подобное. Только отчаянный рывок прервал другой тросик – тот, который дал свободу левой руке всего лишь на три метра. Стальное напряжение отбросило Игоря назад к кровати, и он, непроизвольно развернувшись, шмякнулся скулой об пол.

Он лежал, зажмурив глаза, и готов был вот-вот заплакать. Было не столько больно, сколько обидно за свою беспомощность. Сквозь шум воды в душевой слышался смех Марьи, какие-то ее слова… Она, конечно же, специально все это подстроила, а Игорь вновь поддался на провокацию…

Помнится, на звучавшие упреки со стороны людей, далеких от рыбалки, по поводу жалости к пойманным на спиннинг щукам и судакам Игорь всегда отвечал, что на блесну попадаются самые глупые рыбы, не способные отличить живого малька от железки, промелькнувшей мимо морды. Ну а раз они такие глупые, то вряд ли смогут пережить предстоящую зиму – попадутся на еще более примитивную приманку. Сейчас Игорь повел себя не умнее тех самых рыб.

Глаза он открыл лишь после того, как услышал слабый звук закрываемой двери. И вот тогда-то подумал, что, возможно, и не напрасно шмякнулся. Не напрасно потому, что увидел за ножкой кровати блестящую железочку. Она оказалась не чем иным, как призовым рыболовным значком. Игорь сразу вспомнил и про иголку, которой пытался открыть наручник во время пожара, и про жесткие растопыренные плавники маленького судачка. И сразу услышал биение своего сердца.

* * *

Никогда еще ни одна вещица не казалась Игорю столь ценной, как этот значок. Он буквально ни на секунду не выпускал его из рук. Маленький, весивший не больше пяти граммов, с торчащей иголкой поперек тела трехсантиметровой рыбки значочек стал его единственной надеждой на спасение. Иголка очень подходила в качестве инструмента для вскрытия наручников, и он ничуть не сомневался, что при должном старании обязательно их откроет. Вот только сделать это было нужно скрытно от тех, кто в любую минуту мог наблюдать за ним в видеокамеру.