Фатальный абонент - Гера Фотич

— Ну и фамилия, — нашёлся я что сказать.

Сердце колотило в грудь. В ушах — звон. Теперь я окончательно понял, чье лицо видел на старой черно-белой фотографии. Конечно, это он. Отец Сергея — Виктор Псов. Пёс. Родители которого работали в консульстве. Юлька не расслышала — записала без последней буквы. Сомнений не было. В памяти мгновеньем пролетели те годы: унижение, жажда мести, колония… Потом забвение и разочарование, что уже никогда его не увижу. И теперь, после стольких лет…

Но вместо ожидаемого восторга, злорадства, я ощутил в душе пустоту. Словно всё уже решено за меня.

Появилась Лиза вместе с ребенком. Золотоволосая девочка с довольным видом шла, держась за руку.

— Сил больше нет! Надо раньше вставать, — и, обращаясь к бабе Зине, спросила: — Во сколько ты ее сегодня подняла?

Та замялась. Поджала губы. Сделала вид, что не слышит — спряталась за возраст. Стала сметать полотенцем крошки со стола.

«Во сколько? — подумал я, — Если она до утра у отделения сидела, Серегу караулила. Пёс! Вот он где осел. Свил гнездо, дети, внучка…».

Но тут же снова сомнения — вдруг совпадение? Казалось, что я сам себя подогреваю. Опять, внезапно, внутри закипела давняя злоба. Обратилась в месть. Восторженную, возможную через столько лет, осуществимую…

Мы вышли из-за стола. Баба Зина выпрямилась, погладила девочку по голове:

— Алиса, что тебе снилось?

— Не нааю…

— А киска снилась?

— Не нааю… киска снилась!

— А мышка?

— Миска снилась! Давай пятки игать! — девочка неожиданно взяла меня за руку. Испуга, как при встрече, не было.

— В другой раз, — я смутился. Почувствовал прохладную мокрую детскую ладошку. Злость растворилась. Взглядом попросил помощи у Лизы. Она держала мой пиджак. Передала мне. Вступилась:

— Дяде Саше надо уходить, в следующий раз поиграете.

Забрала руку внучки в свою. Выпрямилась. Лиза выглядела младше меня. Глядела ласково, улыбнулась. Лицо посвежело:

— А у вас есть семья?

Вчера Юлька задавала тот же вопрос. Они сговорились? Или у меня на лице что-то написано? В ответ промолчал, пожал плечами.

Лиза удивленно вскинула брови, но повторяться не стала:

— Приходите! Я вам массаж сделаю… бесплатно.

— В таком случае — обязательно! — нашёлся я, через силу улыбнулся в ответ. Чувствовал, что точно приду, но зачем — пока не понимал.

Через несколько дней я улетел в Дархан. Русская школа в старом городе была всего одна. И та — восьмилетка. Мать побоялась оформить меня в интернат.

Мама, мамочка, мамуля…

Она сидела на стуле в коридоре возле кабинета директора. Слезы лились без остановки, причитала:

— … при живых-то родителях в интернат! Что бы дед с бабкой сказали? Уж не похвалили бы… Зачем эта заграница, когда ребенка от себя отрываешь? Все деньги, деньги… Сначала на «Запорожец» копили, теперь на «Москвич»… Ты уж веди себя хорошо, сынок. И учись — старайся. Не дай бог что. Вернут домой с позором. Знаешь, сколько на наше место желающих…

Договорилась с друзьями отца, недавно перебравшимися сюда, чтобы я жил у них. Там в семье единственный ребенок нуждался в постоянном уходе, и мое возвращение с занятий в два часа дня вполне их устраивало.

Свой новый адрес проживания я запомнил легко.

Устроив меня, мать отнесла документы в школу. Ходила с красными глазами:

— Как же так… как же ты будешь здесь один? Без нас?..

— Все нормально, мама, — успокаивал я. При этом сам волновался не меньше. Никогда родители не оставляли меня больше, чем на одну смену в пионерском лагере. И никогда не были так далеко.

До утра она не осталась.

Мама, мамочка, мамуля…

Боялась, что будет всю ночь плакать. Нервировать меня и своих друзей. Прямо в ночь уехала на подвернувшейся попутной машине.

Оставшиеся два дня каникул дали мне возможность освоиться. Погулять по городу, узнать короткую дорогу в школу. Город делился на две части — новый и старый Дархан. Соединялись автобусным маршрутом. Старый в основном состоял из построек барачного типа. Перемежался с монгольскими юртами и покосившимися деревянными домишками местных русских — потомков эмигрантов, бежавших от красного террора.

В новой части города стояли пятиэтажки, несколько высоток и все походило на спальные новостройки Ленинграда.

Шестой класс в восьмилетке был один. Бросилась в глаза разнообразная внешность школьников. Кто с Кавказа, кто с Дальнего востока. Учился один настоящий монгол. Звали его Дэлгэр. В переводе — полный, изобильный. На вид — обычный мальчишка. Немного скуластый. Глаза и рот — узкими щелочками. Говорил чисто без акцента. Позже я узнал, что его отец занимал в городе большую должность. В СССР закончил университет. Требовал от своей семьи говорить дома только по-русски.

Были несколько ребят из интерната, которые всегда держались особняком.

Я был один из трех или четырех новеньких, пришедших в новом учебном году. На переменке пацаны обступили нас плотным кольцом. Стали расспрашивать, откуда прибыли, выискивали земляков.

— Откуда? — удивились они моему ответу. — Пёс, гляди — из Ленинграда!

С последней парты ко мне пробирался парень. Он единственный был без пионерского галстука. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты, воротник разложен. Школьники мгновенно расступались, словно боялись его коснуться. На вид тщедушный, ниже меня ростом. Школьный пиджак великоват — висит складками, излом в плечах. Волосы — ярко рыжие, торчат в стороны короткими лохмами. Физиономия, шея и руки красные от веснушек. Сжатые тонкие губы, острый нос, сощуренные пытливые глаза. Что-то знакомое виделось в лице. Шёл он, слегка наклоняясь вперед, вытянув шею, отведя локти и плечи назад, точно готовясь клюнуть любого встречного на пути.

— Откуда? — сощурился он сильнее, дрогнул скулами, заносчиво чуть приподнял край верхней губы.

— Из Ленинграда, — повторил я уже не так уверенно.

— Откуда?! — он напрягся. Лицо побледнело, презрительно вытянулось. Пацаны придвинулись ближе. Тоже уставились. Словно стая, ждущая команды своего вожака.

Я понял, чего он добивается. Стал вспоминать ближайший район, где концентрировалась шпана. Гражданка — далеко, Купчино — в другой стороне.

— С Пискаревки… — я жил недалеко оттуда.

Лицо Пса потеплело. Стало розовым. Он улыбнулся:

— А я с Охты! Помнишь, как мы ваших дубасили? Помнишь?

Я стал согласно кивать. Пацаны заулыбались, расступились. Прошёл вздох облегчения. Исполнять приказы — задача тоже не из легких.