Белая перчатка. В дебрях Борнео. В поисках белого бизона - Томас Майн Рид

– Какое это обещание, дочка? – сурово спросил Дэнси.

– Да ничего такого, отец, – отвечала Бет. – Сущие пустяки, если подумать, ради чего я это пообещала.

– Не приставай к дочке, Дэнси! Она у тебя взрослая, сумеет о себе позаботиться, ничего дурного она не сделает, я за это ручаюсь.

– Да он все равно меня не пропустил бы, – продолжала Бет, – если бы не думал, что меня послала знатная леди. Пришлось мне пуститься на выдумки, Господи меня прости!

– Это ложь простительная! – успокоил ее Гарт. – Если бы все, кто лжет, лгали бы ради доброго дела, я думаю, им это простилось бы. – И Гарт с набожным видом поднял глаза к небу, но тут же, метнув взгляд к воротам, схватил Бет за руку. – Гляди! – сказал он. – Свет в кошачьем лазу!

В нижней части ворот сбоку виднелся желтоватый кружок света, проникавшего через довольно мутное стекло. Это был обыкновенный конюшенный фонарь, который кирасиры зажигали во время ночного караула. Сигнал был совершенно ясный, ошибиться было нельзя, и Бет, выслушав еще раз поспешные наставления, которые ей с обеих сторон нашептывали оба ее спутника, завернулась поплотнее в плащ и бросилась бегом через открытую лужайку к воротам – туда, где сидел в заключении человек, ради которого она, не задумываясь, готова была пожертвовать своим добрым именем и, быть может, понести суровое наказание. У калитки она остановилась, чтобы отдышаться после быстрого бега.

Как ни бесстрашна была дочь лесоруба, сердце ее сейчас сжималось, и она не могла побороть охвативших ее сомнений. Разве не могло случиться, что солдат ее обманул? Может быть, он просто хотел ее залучить к себе, а потом обвинить в измене королю? Или будет угрожать, чтобы добиться ее согласия на его любовные приставания?

Правда, до сих пор Уайтерс не позволял себе по отношению к ней ничего оскорбительного, и, когда она сегодня уговаривалась с ним встретиться, она положилась на его солдатскую честь.

Она была немного знакома с ним и раньше, до того, как он записался в солдаты, и, хотя с тех пор он прошел плохую школу, она не могла поверить, что он стал такой же, как все те, кто его окружал.

Но сейчас было поздно раздумывать. Каким бы ни оказался Уайтерс, она не могла отступить. Человек, которого она любила всей душой, со всей пылкостью своей необузданной натуры, томился в заключении, за этими воротами, так близко от нее! И она не могла вернуться, не попытавшись увидеть его, а если удастся – спасти. Вспомнив о грозившей ему опасности, она забыла про свое беспокойство и, приблизившись к калитке, тихо, но решительно постучала.

За воротами послышались осторожные шаги. Калитка бесшумно отворилась, но вместо обычного окрика «Кто идет?» – раздался тихий шепот.

– Это ты, милочка Бетси? – спросил Уайтерс и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Входи, дорогая! Я просто дождаться не мог этих двенадцати часов – думал, они никогда не пробьют. Я уж решил, что они по старости отстают. Никогда я так не мечтал вступить поскорее в свое дежурство! Ну, входи же!

Девушка, стараясь скрыть невольную дрожь, охватившую ее, робко вошла в калитку и очутилась под сводами арки в отрытом проходе, ведущем во двор.

Проход был еле освещен, потому что фонарь, которым Уайтерс давал знак Бетси, все еще стоял на земле вплотную к воротам; и так как Уайтерсу было отнюдь нежелательно яркое освещение, он оставил его там стоять.

В полутьме можно было разглядеть в глубине прохода дверь в стене в бывшую кладовую, ныне тюрьму Генри Голтспера; ее-то и поставлен был охранять дежурный часовой.

Едва только Бетси вошла под арку, глаза ее устремились на эту дверь.

Тщетно Уайтерс пытался обратить на себя ее внимание. Она слушала его рассеянно, беспрестанно поглядывая на дверь, и на лице ее было написано такое нетерпение, что он почувствовал себя обиженным; не потому чтобы он заподозрил истинную причину ее равнодушия, – нет, он просто был огорчен ее невниманием.

– Послушай, Бетси! – уговаривал он. – Не будем сейчас говорить об этом деле. Успеешь еще передать свое поручение джентльмену. Ведь это не займет много времени?

– Одну-две минуты, – ответила Бет, – потому-то мне и хочется поскорее отделаться.

– А, вот оно что!.. – протянул Уайтерс, с радостью ухватившись за мысль, что его милой хочется поскорее выполнить поручение, чтобы чувствовать себя свободной. – Тогда, конечно, Бетси...

– Вы же знаете, – перебила его девушка, – всегда надо сначала покончить с делом! Раньше дело, а потом уж удовольствие.

– Ну, это как сказать... – отвечал Уайтерс. – Может быть, для нас с тобой будет приятнее наоборот. С делом можно и подождать немножко.

– Нет-нет! – нетерпеливо возразила Бетси. – Если леди, которая меня послала, узнает, что я столько времени потратила зря, мне достанется! И я не получу обещанной награды. Вы и не представляете себе, как она сейчас волнуется и ждет не дождется, чтобы я принесла ей ответ!

– Ну и пусть себе волнуется! Ну ее, подождет, милочка Бетси!

– Послушайте меня, Уайтерс! Ну, представьте себе, что вы сидите в тюрьме и кто-то хочет узнать про вас... ну, например, я... разве вы тогда сказали бы «пусть подождет»? Прошу вас, не задерживайте меня! Ведь мы можем повидаться с вами завтра. Приходите ко мне и сидите сколько угодно. Отца дома не будет, и вы можете болтать всякую чепуху.

– – Ну как устоять, когда так уговаривают! – со вздохом сказал влюбленный кирасир, явно прельщенный столь завлекательной перспективой. – Ладно, ступай! Только поцелуй меня разок, прежде чем я тебя туда впущу, а когда будешь выходить, – еще раз. Согласна?

– От всего сердца! – с готовностью ответила Бет, вспомнив себя в роли девицы Марианны. – Вот!

И прежде чем Уайтерс успел схватить ее в объятия, она быстро подалась вперед и, вытянув губки, чмокнула его в щеку.

– Вот! – воскликнула она. – Довольно с вас?

– Нет, душечка! – взволнованно зашептал пылкий вздыхатель. – Еще сто раз – и все будет мало! Такой сластью никогда не насытишься, все будет еще хотеться! Э, что там рассказывают о фламандских девушках! Один поцелуй английской красотки пьянит, как молодое вино...

– Да будет вам льстить! Ну, Уайтерс, выполняйте свое обещание, если хотите, чтобы я на прощанье сдержала свое!

– Сейчас, душенька! Но только, смотри, поосторожнее! Потише говори. А то, если сержант пойдет с обходом да увидит, что здесь делается, он меня живо из часовых в арестанты произведет – и оглянуться не успеешь! Ну, еще один поцелуйчик, и я открою.

Девушка, не колеблясь, подставила свою щечку жадным губам поклонника и, пообещав, что она не будет скупиться после того, как покончит с делом, бросилась к двери кладовой, которую наконец-то, после стольких разговоров, открыл Уайтерс.

Весь этот день арестованный Голтспер томился в заключении. С той самой минуты, когда его схватили, с ним обращались, как с преступником, как если бы он уже был осужден.