Место встреч и расставаний - Сара Маккой

Но и ждать резона тоже не было. Собравшись с духом, она подошла к дому. Элла постучала в дверь, а затем прикоснулась к установленной на двери серебряной мезузе[80], которая мало чем отличалась от их в Шанхае. Из дома доносились запахи Шаббата, похожие на почти забытый сон: испеченная хала[81] и жареная курица вперемежку с затхлым дымом от трубки. Элла представила, как она, долгожданная дочь, входит внутрь, и ее сердце забилось еще быстрее.

В дверях появилась женщина, смахнув с лица рыжую прядь. Элла вздрогнула. Ну конечно, в доме должен был кто-то быть, напомнила она себе. Папа бы не приготовил такой ароматный ужин сам. Может быть, она была уборщицей или кухаркой? Но женщина двигалась абсолютно свободно, что подразумевало кое-что еще.

– Да?

Голос у нее был раздраженный, но не злой.

От волнения внутри у Эллы все перевернулось.

– Я ищу Джейкоба Саула.

Лицо женщины, сплошь покрытое веснушками, было слишком маленьким, как будто все черты сгрудились в середине.

– Джек все еще на работе в типографии, – ответила женщина. Элла мысленно отругала себя за то, что не запомнила американизированного имени из последних открыток. – Я могу вам помочь?

В ее голосе послышались собственнические нотки.

– Я… – Элла остановилась, заметив на запястье женщины жемчужный браслет. Папа вручил этот браслет ее матери в качестве свадебного подарка, олицетворяющего и ее камень-талисман, и ее имя[82]. Он стал для нее самой большой драгоценностью.

Но в тот туманный день на пристани мама, провожая папу, вернула ему браслет – точно такой же, как и тот, который Элла только что увидела. «На случай, если будет тяжело с деньгами», – настаивала мама. «Но только до тех пор, когда я смогу снова надеть его тебе на запястье», – поправил папа. А теперь браслет висел на чужом запястье, не на бледном и изящном, как у мамы, а на полном и крепком.

– Я – миссис Саул, – добавила женщина, еще до того, как Элла смогла заметить на ее безымянном пальце золотое кольцо.

Элла не могла сделать и вдоха – грудь вдруг словно придавило тяжелой плитой. Нет, хотела она поправить, миссис Саул в Шанхае, покорно ожидает, когда папа Эллы пригласит их в Штаты.

У Эллы помутилось в голове – папа женился на другой женщине. Как такое могло произойти? Достаточно просто, вдруг поняла она, когда твоя жена была на другом конце света и никто не знал о ней… или о двух общих детях.

– А вы?..

Элла сжала кулаки, ощущая, что ее шок превращается в злость. Эта женщина о ней не знала. Конечно же нет. Она ни о ком из них не знала. Элла открыла рот, чтобы сообщить об этом и разбить на мелкие кусочки ее мир: «Ты не первая жена. Все это не по-настоящему».

В этот момент из-за ноги женщины показалась маленькая девочка.

– Мама?

Женщина попыталась убрать девочку с глаз, но когда та снова высунула нос, она взяла ребенка на руки. У девочки были кудри того же оттенка, что и у мамы, а карие глаза, без сомнения, были от папы Эллы. Она была младше Джозефа, но два года ей точно уже исполнилось. Подсчитав, Элла разозлилась еще больше. Папа и года не прожил один до того, как повторно женился. Неужели они вообще ничего для него не значили? После этого папа не перестал разыгрывать спектакль, а его письма продолжали хоть и все реже, но все же приходить.

– Вы что-то хотели? – с нажимом спросила женщина.

Девочка с любопытством рассматривала лицо Эллы.

Элла сникла. Она могла остаться, высказать все папе и настоять, чтобы он пустил ее жить. Выражение лица женщины, при всей своей озабоченности, казалось добрым и говорило о том, что она не прогонит ее. Но Элла была бы здесь лишней, ненужным напоминанием о прошлой жизни. И маме с Джозефом тут места не найдется.

Элла попыталась придумать какую-нибудь причину, почему она стоит в дверях дома этой женщины со своим чемоданом, но не смогла.

– Ничего, – наконец пробормотала она.

В глазах женщины что-то затаилось. И ее голос, низкий и мелодичный, очень похожий на голос ее отца.

– Вы…

Элла отвернулась и пошла прочь.

– Подождите…

Женщина неуклюже, удерживая девочку, побежала за ней.

– Он говорил, что был женат когда-то, но никогда не упоминал о ребенке.

О детях, мысленно поправила ее Элла. Она ждала, что женщина спросит о ее матери, но та не стала этого делать.

– Меня зовут Элис, – добавила женщина. – Я потеряла мужа в Нормандии во время войны.

Казалось, она просит понять ее. Элла задалась вопросом, сохранился ли у папы его характер. Изменилось ли и это или его новая жена просто терпела это в качестве цены за то, что рядом с ней кто-то был?

Элла размышляла, стоит ли рассказывать что-то еще о том, кто она такая, или о том, какое расстояние она преодолела. Эта женщина должна была знать не только о самой Элле, но и о маленьком мальчике и жене, которая преданно ждала. Но сама она не хотела знать эту женщину и не хотела признавать, что все это на самом деле.

Женщина проследила за взглядом Эллы, замершем на ее запястье. Она опустила ребенка и сняла браслет.

– Вот.

Элла колебалась. Она не будет принимать жалость или подаяние, особенно от этой женщины. Но она вернет себе мамин браслет как плату за то, что оставит эту женщину в покое и не разрушит всю ее жизнь. Элла взяла браслет и положила его в карман.

Она подняла глаза на второй этаж дома, где за открытым окном развевались бледно-желтые занавески. Там можно было выспаться, подумала она, или помыться и просто отдохнуть, да хоть просто выпить чашку чая. Конечно, женщина не откажет кровному родственнику ее мужа. Но та не предложила, а Элла была слишком гордой, чтобы попросить. Она отошла от крыльца.

– Что мне ему сказать?

Элла колебалась: даже если у нее был бы адрес или хоть какая-то идея, куда она пойдет, она все равно не хотела, чтобы папа приезжал за ней со своей полуправдой и оправданиями, которые бы никак не помогли все наладить. А возможно, если бы она позволила этому случиться, он бы за ней не поехал, и это бы было совсем больно. Она открыла чемодан и выудила оттуда темно-синий шерстяной свитер. Мама вязала его вечерами по крупицам; она настояла, чтобы Элла положила его к себе в чемодан, в котором свободное место было на вес золота, потому что была уверена, что он папе пригодится. Один только связанный ряд уже был бы визитной карточкой, а мамина скрупулезная работа – упреком.