Сибирская жуть - Андрей Буровский

Остальные побежали, через лес. А куда они денутся, с острова?

Что брать живых надо, это все понимают, а брать удалось только двух. Третий так и поплыл через озеро, в таком месте бросился, где не ждали. Пришлось брать из винтовок, на расстоянии.

Еще старик один в юрте сидел. Тоже старый-старый, непонятно, сколько лет. Сидит, что-то жует. Ему: руки вверх! А он и завалился на бок, пена изо рта, и помирать.

А эти двое – эвенки и по-русски ну совсем не понимают. Мы по-нашему, а они – по-своему! Ну да ладно, наше дело небольшое, доведем их, куда надо, там разберут, что за люди.

А место странное, непонятное место и от того довольно жуткое. Этот вот каменный идол… Тут, к этому месту на острове, камень выходил, из недр земли. Не отдельные булыжники, а сплошной слой каменный, толща. Этот идол в два роста человека, высечен красиво… Вот такой.

(Тут Иван Иванович нарисовал этого идола, и я содрогнулся – так идол походил на умулюхы. Только ноги были вместе, потому что выходили из земли.) И у всех этих, кто был на острове, на шеях такие же висели. Я один с собой взял, вот…

И на стол плюхнулся знакомый мне умулюхы, только не из нефрита, а из белого с прожилками траппа.

– А что было в юртах? В них жили или не только?

– Ясное дело, не только. Там барахла было! И шкуры – мало того, запасы пушнины… А еще шкуры с рисунками. Оленьи шкуры, а на внутренней стороне – рисунки. Фигурки, бубны, шаманские одежды, какие-то непонятные инструменты, неизвестно для чего… Наше дело какое? Исполнить. Погрузили мы все это во вьюки, чтоб увезти на оленях. Когда привезли – сдали.

– Где это сейчас?

– А я знаю? Вот ночевать там было…

И от полноты чувств Иван Иванович качает головой, высасывает полстакана зубровки.

– Там вообще ходить неприятно… Плохо как-то. Есть такие места.

Я согласно киваю – да, такие места очень даже есть.

А тогда у энкавэдэшников ночевка получилась неприятная. Всю ночь то ли ходил кто-то вокруг лагеря, то ли им всем дружно чудилось… Само собой, выставили они охранение, и дважды у караульных доходило дело до стрельбы. Вроде кто-то приближался к ним из глубины острова, и все шел и шел, не отвечая на крик. Непонятное что-то: человек – не человек… Потом, когда уже стреляет караульный, оказывается, нет никого, никто не шел. А виделось ясно, и не одному, двоим сразу.

Второй раз караульные видели даже не просто смутную фигуру, а рассмотрели – шло на них что-то вроде человека, только раза в два больше, и с медвежьей головой. Глаза горят зеленым, лапа протянута, как рука, с длинными черными пальцами… Пальнул один караульный, другой закричал дурным криком – а ничего вовсе и нет, все исчезло.

В общем, выспались неважно и утром сразу запалили все, чего нельзя взять с собой, снялись и ушли с дурного места. За десять дней дошли до реки, до поселка старообрядцев, что хоть и страшная глушь – а им показалось уже чуть ли не домом после комариной тайги, болота этого и острова.

Плохо только, что по дороге два эвенка, которых вели «куда надо», поели каких-то грибов и быстро от этого померли. Они все время что-то срывали, находили, жевали в пути, им поэтому и не мешали…

– А были у них на шее уму… В смысле, вот такие же амулетики?

– Были… У всех, кого на острове нашли, у всех были.

Вот так я второй и последний раз в своей жизни услышал про город шаманов. Иван Иваныч вскоре помер, по-моему, вполне естественной смертью – был немолод, пил много.

Почему я верю, что город был? Да потому, что слишком много упомянуто деталей, вряд ли понятных не только Ивану Иванычу, но и чинам НКВД покрупнее и посерьезнее его. Чтобы оценить эти детали, нужно знать такие науки, как история и этнография.

Вот хотя бы описание Иваном Иванычем священного места: искусственного болота и такого же искусственного холма посреди вод: модели мира, пространственного образа мироздания. Вряд ли он бы это сам придумал, при желании можно было что-то и похлеще изобрести.

Потом – изваяние, как бы растущее из земли! Это очень в духе первобытных людей – поклоняться камню, который сам собой выходит из самого центра их земли. Почему мозги у первобытного человека устроены именно так, почему он любит создавать культы центра, сердца земли, деревянные и каменные фаллосы? Это можно долго объяснять, а здесь это не очень уместно. Но уж поверьте мне на слово – это очень в духе первобытных людей.

Да и сам по себе тайный город, в котором учатся жрецы, перед тем как разойтись по своим родам и племенам… Хорошо известна любовь жрецов древних народов и первобытных племен к тайным местам и вообще ко всяческим тайнам.

Тайные храмы египтян, вавилонян, халдеев, страшные тайны жрецов древних народов до сих пор известны нам не все.

Некоторые индейские племена даже чтение и письмо сделали страшной тайной жрецов, а если священные книги индусских брахманов подслушивал непосвященный и недостойный, приходилось вливать ему раскаленный свинец в оба уха.

Так что верю – был такой город у эвенкийских шаманов.

Хотя, конечно, почему же только «был»?

Может быть, конечно, тайный город и не восстановлен до сих пор, но вполне вероятен и другой вариант. В конце концов, все дело только в одном – нашлись ли шаманы, жрецы, способные заменить жрецов в тайной крепости шаманов? Потому что священные предметы, карты, надписи на шкурах, инструменты – все это можно восстановить. Были бы люди, знающие, что и как надо восстанавливать и какие ритуалы нужно совершать в этом месте, где стоит растущий из земли то ли каменный фаллос, то ли изваяние неведомого существа, а по ночам разгуливают… не знаю кто, по правде говоря.

Эвенки умеют молчать. Очень может быть, что вот как раз сейчас, в этот момент, когда я дописываю эту главу, кто-то на острове, символизирующем Землю, в сердце страны эвенков, крепко и вместе с тем осторожно берет бубен левой рукой, начинает постукивать пальцами правой, внимательно вслушиваясь в звук. Перехватывает колотушку… И над заваленной снегом тайгой, закаменевшими лиственницами, под огромной зеленой луной несутся мерные звуки шаманского бубна. Как неслись сотни, тысячи, быть может, и десятки тысяч лет назад.

Счастлив, кому знакомо

щемящее чувство дороги,

Где ветер рвет горизонты

и раздувает рассвет.

Старая мудрая песня

Утром его леденил мороз и заносила метель, а в полдень недвижимый зной каменистых ущелий сушил его губы, вечером он вдыхал благоуханную свежесть долины и пил из арыка мутную воду, рождение которой из льда и снегов видел там, наверху.

Л. СОЛОВЬЕВ

В эту часть войдут те истории, которые я узнал в экспедициях за многие годы полевой работы по Сибири. Эти истории не имеют отношения ни к моему общению с людьми научного мира, ни к моей профессиональной работе, но имеют прямое отношение к жизни тех мест, в которых мне довелось побывать.