Попытка контакта - Михаил Иванов

И вот наступил тот самый день. Бывший унтер-офицер достал и надел бережно хранимую форму. Испытателя, разумеется, допустили внутрь землянки. Синяков придирчиво оглядел убежище. Слов нет, крыша выглядела прочно. Сквозь предусмотрительно оставленную дырочку разглядеть что-либо было непросто. Собственно, ничего в ней и не проглядывалось, кроме кружочка синего крымского неба. Еще Синяков подумал, что в землянке сидеть будет нелегко – до полудня оставалось часа два, а внутри уже чувствовалась жара.

– Вылезай, братец, – скомандовал голос лейтенанта Семакова, – и становись вот сюда. Смотри пристально, но отсюда никуда не иди.

Унтер встал, где велели, мысленно чуть удивившись странному составу зрителей. Ну, в четырех кабельтовых располагалось орудие с прислугой – это понятно. Один офицер для командования, один комендор, да еще двое подносчиков. Еще одна группа стояла поблизости. В ней лейтенант, само собой. Та самая женщина-доктор, что обещалась быть – тоже ожидаемо. Несколько менее понятны были трое в каких-то не вполне русских нарядах. Первый из незнакомцев смахивал повадками на армейского офицера. Второй явно был моряком. К первому обращались по имени-отчеству, второго звали «капитан Риммер». Третий же, рыжий молодой барин в партикулярном платье выглядел еще более чужеродно. А рядом с этими троими красовался казачий чин при шашке и пистоле. Уж он-то к флоту никакого отношения иметь не мог.

Впрочем, удивляться было некогда. Последовала непонятная возня возле орудия, потом выкрик: «Вот она!» – и тут участник боя при Синопе увидел болванку, падавшую с высоты сажен двадцати. Удар ее о крышу убежища сопроводился глухим звуком «дах». Бревна чуть спружинили, граната слегка подскочила и скатилась на землю рядом с землянкой.

Слышались обрывки разговора:

– …нацелено отменно…

– …Патрушев дело знает…

– …гранату можно еще раз использовать…

Синяков даже не заметил, как рядом с ним появился господин лейтенант.

– Ну, что скажешь, братец?

– Осмелюсь доложить, ваше благородие, крышу не пробило. Да и не могло пробить: падала она боком. А еще заметил я красный огонек на конце гранаты.

Ответ офицера был совершенно неожиданным:

– Держи, Никитич. Заслужил.

В ладонь правой руки унтера ткнулась явно дорогая тетрадь в кожаном переплете и из хорошей белой бумаги.

– Все увидел, как надо. Сюда будешь записывать. Это была граната под нумером первым. Молодец, что углядел огонек, – на самом деле это предполагалось, но Семаков решил не поскупиться на похвалу. – Не забудь это записать.

Унтер оценил обращение по отчеству: такое заслужить было совсем не просто.

Среди галдежа почти незамеченными прошли слова хорунжего Неболтая:

– Чего мне не нравится: падала граната боком…

Командир «Морского дракона» полагал, что испытания завершатся успехом в три дня. Надобно заметить, что оптимизм Семакова был густо выкрашен розовым цветом – в три слоя. Легко догадаться, что столкновения с суровой реальностью краска не выдержала.

Первый тяжелый удар по планам был нанесен количеством гранат, присланных на испытания: ровно четыре штуки. Маэрские отправители упирали на то, что гранаты эти (в отличие от боевых) многоразового использования. И сразу же по получении посылки Тифор резонно отметил, что каждый раз по столкновении с эффектом негации все кристаллы в гранате придется перезагружать наново. Хуже того, он (Тифор) не берется заранее сказать, сколько времени займет эта работа. Единственное, что осталось предсказуемым, было время на восстановление сил самого магистра – целая ночь, поскольку все равно никаких испытательных работ в темноте и представить нельзя.

Впрочем, первое испытание с негатором в землянке так и так пошло медленно.

– Ты, Никитич, следи за гранатой, но в последний момент шмыгни в сторону. Неровен час, глаза запорошишь.

– Уж не извольте сомневаться, исполню в точности.

– И потом: не торопись записывать, вот выйдешь на воздух, тогда и пиши. Времени будет достаточно.

– Ваш-бродь, мне бы кто крикнул, когда палить будут. Орудие-то бесшумное.

– Дело говоришь, Никитич. Поставлю матроса с северной стороны, он тебе махнет флажком.

И тут же одного подносчика командировали на сигнальную службу.

По мнению унтера Синякова, испытание прошло почти что хорошо. Почти – это если не считать густой пыли, что наполнила землянку и порядочно испачкала одежу. Впрочем, лейтенант сделал вид, что ничего не замечает.

– Так что горел красный огонек, ваш-бродь, на той гранате, а на высоте сажен десять погас. И еще вот: падала граната боком, так что пробить крышу ну никак не могла.

– Добро, Никитич, вылезай-ка, да запиши все это.

На этот раз наблюдательный казак обратился к артиллеристу напрямую:

– Михал Григорич, а ведь граната падала боком, хоть и есть на ней оперение. Ведь неправильно это, а? Может, целиться повыше надо бы?

Мешков был заметно нерешителен:

– Ну, попробовать можно… вот только Тифор Ахмедович справится с гранатой.

На поверку оказалось, что приведение гранаты в готовность требует порядочно времени: почти три с половиной часа. Это был второй удар по планам.

– Вроде работа не из трудных, – отдуваясь, высказался магистр, – но аккуратности требует.

Но зловредная чугунина отнюдь не горела желанием стать полезной для людей. Несколько дней подряд высоту телепортации поднимали, но железяка упорно валилась боком. На пятый день попробовали запустить гранату на высоту пятьдесят сажен. Это принесло почти что успех: снаряд явно начал при падении ориентироваться носом вниз, но… упал не на крышу землянки.

– Недолет, – мрачно констатировал Семаков, – придется поправки вносить.

– Владим Николаич, ты сейчас рассуждаешь, как командир, – с чуть лицемерным сочувствием протянул Мешков, – а я думаю, как артиллерист. Нельзя работать с поправками. При нашем темпе пальбы… ну, сам понимаешь.

Остаток дня ушел на поиски решения. Все варианты были изруганы и забракованы. И тут снова выступил казак.

– Есть одна мысль. Нам ведь нужно, чтоб эта граната рылом вниз падала, верно? Так вот что я бы попробовал…

В процессе очередного доклада в адмиральском кабинете лейтенанта Семакова ждал сюрприз. Он был при мундире генерал-лейтенанта, крестах и звездах, с редеющими гладкими волосами, длинными ухоженными усами и совершенно роскошными кустистыми бакенбардами.

– Здравия желаю, ваше превосходительство! – именно такую линию поведения предписывал устав.

– Здравствуйте, лейтенант, – голос незнакомого высшего офицера, пожалуй, отличался некоторой приятностью. Во всяком случае, высокомерия в нем не чувствовалось.