Дорога к несбывшейся мечте - Юлия Балашова

бы сейчас побыть немного собой. Почувствовать смелость. А когда я отказала Егору, именно её и ощутила.

— Егор любит предлагать людям сделать выбор. Прям как дьявол, ей богу. Возомнил себя выше всех, — бубнил себе под нос артист, — всегда таким был, а сейчас это стало каким-то гипертрофированным. Он совсем свихнулся. И почему никто не обратил на это внимание? Даже дураку понятно это ненормально. Брату срочно нужна помощь.

— Со мной он был хорошим, — попыталась я оправдаться, что не замечала изменений в Егоре.

— А ты у нас вообще великая слепая. Я тысячу раз предупреждал, и хотя бы раз поверила бы. — Он, поднялся и ушёл к воде, накрыв лицо ладонями. — Все почему-то думают, что я какой-то шутник, клоун, только и умею говорить глупости. В итоге, когда их предупреждаешь на серьёзных щах, они не слушают. Зато потом приходят и жалуются. "Ефим, оказывается ты был прав, нам так стыдно, и бла, бла, бла", — последнее предложение он произнёс писклявым голосом, видимо парадируя меня.

Я не могла стерпеть его слов сказанных от отчаяния, поэтому поднялась следом, и приблизилась к нему, оставаясь позади. Смотреть в глаза ему я не спешила, боялась увидеть там бездну.

— Я бы поверила Ефим, но ты постоянно вёл себя как козёл, поэтому старалась всё делать вопреки, — прорвало меня из-за обиды, — с тобой вечные проблемы. Ты то рядом, то далеко, то целовал, то гнал. А я должна была слушаться тебя и оставаться монашкой, таково твоё мнение? Конечно, мне захотелось, чтобы ты видел, будто у меня есть друг, и меня есть, кому защищать. А то, что происходило в прошлом с твоей стороны реально выглядело как очередная дурацкая шутейка. Кому хочется быть объектом насмехательства? Ты меня всегда обижал, и продолжаешь так поступать. А мне что остаётся? Принимать и проглатывать? Мне мамы хватило, а потом ещё и на вас с братом наткнулась. Надеялась наивная, что Егор другой, хороший, будет мне и другом и партнёром, а получила как всегда тирана диктатора.

— Ты могла выбрать любого другого парня, но остановилась на моём брате, отчего? — повернулся ко мне Ефим и глаза его горели огнём. Он злился.

— А ты не понимаешь? Ты совсем дурак? Посмотрите на него, передо мной стоит господин Оберон, мировая звезда, а мозгов нет? Пораскинь ими. Ты отлично справлялся в школе, когда в очередной раз нужно было меня опустить, — перешла я на крик. Вся прожитая боль и унижения прорвались наружу. Прошло столько лет, и только сейчас я дала им выйти.

— Да когда я тебя опускал? Ты что городишь?

— Ты унижал. Забыл случай, когда поцеловал при всех на физкультуре, а потом я как идиотка припёрлась к тебе на встречу. Что было там? — обида из меня лилась и лилась огромным потоком. Я хотела ударить Ефима за его беспечность, дурость и непонимание. Он совсем не думал когда принижал меня перед своими пассиями в школе. В итоге страдала всегда только одна я. — Что было на той встрече? Отвечай мне!

Ефим отвёл глаза. Вспомнил. Так-то, для одного это всего лишь шутка, а для другого целая трагедия. И почему трагедия досталась как всегда мне?

— Молчишь? Мне рассказать? Давай я поделюсь впечатлениями, — стала жестикулировать я, отчего из кармана выпало колье, и приземлилось в песок. Однако я не обращала на него внимания, моё внимание полностью сосредоточилось на Ефиме. — Я стояла в уголке как мышонок, и наблюдала. После того как ты поцеловал меня, во мне поселилась надежда. Зачем ты мне её дал? Зачем? Что я тебе сделала? Ты никогда не понимал меня, ты и сейчас смотришь и не понимаешь. Господи, да что я вообще от тебя жду?

— Саш, — нежно позвал Ефим и попытался взять за руку, но я не позволила, — успокойся. Передохни.

— Я слушала, как твоя очередная потаскуха говорила обо мне в пренебрежительном тоне. А ты ей поддакивал, — я злобно (впервые за всю жизнь) ухмыльнулась, — потеха какая, интересно, а если бы многомиллионные фанаты Оберона узнали, как он вёл себя в школе, относились бы так же с теплом? Приятно бы им было узнай они, как ты раз за разом разбивал моё сердце. И ты делал это наслаждаясь. О милый Ефим, предупреждая меня о своём брате, ты не упомянул, что и сам не далеко ушёл.

— Саша, давай поговорим спокойно, не кричи, — снова он сделал попытку прикоснуться, но я ударила его по руке, да так что у парня остался временный красный след от моих пальцев.

— Не волнуйся Оберон, никто никогда не узнает твоей истиной натуры. Пусть фанаты живут в неведении, в мечтах которых ты благородный рыцарь. Я не стану уподобляться тебе. Прощу. Иначе жить не смогу. Ты и твой брат вылетите из моей жизни так же быстро, как и появились, — закончила я, и развернулась, чтобы покинуть Ефима, — я предупредила тебя о Егоре. На этом всё. Больше никогда меня не тревожь.

Не оборачиваясь, я вернулась к лежавшему на траве пледу, обулась и собиралась пешком уйти домой. Всё равно на это уйдёт не больше получаса. Я выдохлась. Сил больше ни на что не осталось. Когда сделала первый шаг навстречу дому, Ефим схватил за руку и развернул меня к себе.

— Ты сказала, можно и мне минутку? — попросил он, говорил тихо, очевидно я напугала его своим шумом.

Я крепко сжала руки в карманах, прихватив попутно и записки. Совсем о них забыла. Чёрт! Самым страшным стало не это, я не смогла нащупать кулон.

— Ефим, — глаза мои из злых превратились в перепуганные.

— Что?

— Я потеряла его, — и не став слушать парня кинулась обратно к пляжу и стала как ненормальная, сидя на коленках рыть песок. — Где? Где? Где? Боже, как я могла не заметить.

Пока я впопыхах комкала и разбрасывала песок, Ефим присел со мной рядом и прямо перед моими глазами в воздухе повис кулон из белого золота. Я посмотрела на украшение, а потом на Ефима. Как обезумевшая попыталась вырвать цепочку из рук музыканта, однако он оказался проворнее меня, и ловко сжал его в руке.

— Поднимайся, — встал он первым, и подал мне ладонь.

Поняв, насколько я опозорилась, приняла предложенную руку и встала не без помощи Ефима.

— Верни, пожалуйста, мою вещь, — потребовала я.

— Кто подарил тебе эту вещь?

— Один идиот, — рявкнула я, — верни. Не поступай со мной как обычно.

— Я верну, но сначала выслушай. — Моего ответа он не дождался, поэтому продолжил, — все наши с тобой поцелуи, кроме первого, были спонтанными. Они