Волчье солнышко - Александр Бушков

Дорога вновь расширилась, теперь джип мог бы на нейразвернуться, и это мне понравилось. Лес ощутимо поредел, больше стало зарослейголубых кустов, появились пересекавшие дорогу тропинки, не похожие на звериныетропы, десятки неуловимых признаков свидетельствовали о близости жилья.

Поворот вправо. Я затормозил – трудно было проехать мимоэтого. На обочине стоял броневик – зеленый, длинный, краска на бортах облупилась,металл разъела ржа. Он стоял вертикально, перпендикулярно земле, касаясь еелишь узкой полоской бампера, в диком, невообразимом, невозможном положении,стоял и не падал, нелепый памятник неизвестно кому, а трава вокруг была усеянамножеством крохотных стеклянных вороночек, и на дне каждой переливалось что-то,словно бы капля росы на листе. На борту еще можно было прочесть номер: «104».

– Сто четвертый, – прошептала Кати. – Вот он,оказывается, где… Нужно посмотреть.

Мне самому хотелось посмотреть, но что-то не пускало, то лиэти непонятные вороночки, то ли трава, которая не шевелилась под ветерком ивыглядела словно бы стеклянной, поддельной, то ли навязчивая мысль, что отприкосновения или просто звука шагов многотонная машина обрушится на голову. Яне мог подойти. Создалось впечатление какой-то границы, черты, терминатора,межевого знака между обыденностью и ирреальностью…

– Потом посмотрим, – сказал я и дал газ.

Дорога больше не расширялась, но лес редел и редел. Пиратуспокоился. Мы тоже. И когда я увидел издали, что поперек дороги лежит толстоебревно, не испытал особого страха – аккуратно подвел машину к преграде ивыключил мотор.

Наступила космическая тишина. Пират моментально насторожилуши – по обе стороны от дороги кто-то был.

– Есть здесь кто-нибудь? – громко спросил я.

С двух сторон на дорогу вышли люди, одного я узнал – тотвысокий, правда, сейчас в новом чистом свитере. Оружия у них я не заметил, идержались они не угрожающе.

– Привет, – сказал я. – Добралисьблагополучно?

– Да, – ответил он сухо. – Выходи из машины,и пошли. Девушка остается здесь. Собака тоже.

– Но…

– Можешь поворачивать назад, если что-то не нравится.МЫ тебя не звали. Идешь?

– Иду, – сказал я, пожал руку Кати и выпрыгнул измашины.

Меня повели по тропинке, уходившей влево от дороги. Деревьявскоре кончились, низкие голубые кусты росли сплошным ковром. Я увидел деревню– круглые деревянные домики стояли как попало, без намека на улицы, домиковбыло много, у крылечек играли чисто одетые дети, тут же бродили во множествекакие-то толстые мохнатые звери величиной с овцу. Окна домов были застеклены, инад крышами я не увидел труб. А что я, собственно, ожидал увидеть? До чего жепрочно въедаются в мысли термины, не вытравишь… «Вурдалачьи Леса» – и в головупомимо воли лезет никогда не существовавшая чепуха: саваны, синие лица,замогильный хохот, зубовный скрежет. «Это, верно, кости гложет красногубыйвурдалак…» Уж если я, пришелец извне, поддался гипнозу термина, что же тогдаспрашивать с горожан?

Мы шли, и никто не обращал на нас внимания. Может быть, обомне и не знали.

– Сюда, – сказал высокий.

Я поднялся по ступенькам, открыл дверь и придержал ее длянего, но он махнул рукой – дескать, иди один.

Обыкновенная комната, привычная мебель. Снова не ожидал?Чего же тогда стоят все твои добренькие мысли о равенстве и братстве? «Да, онитакие же люди, но мы цивилизованнее – как-никак у нас многоэтажные дома иасфальт на улицах». До чего же цепко и надежно устроилось в нас это пристрастие– встречать по одежке, хоть провожать-то по уму окажемся в состоянии!

– Здравствуй, – сказал сидевший за столом. –Меня зовут Пер. Садись.

Он был стар, но не дряхл, на сморщенном годами и жестокоймудростью лице светились неожиданно голубые молодые глаза – два окатныхкамешка. Мебель, люстра – двойное зеркало, обитатели антимира считают антимиромнаш мир, обе стороны правы и не правы…

– Итак, зачем ты пришел? – спросил он. – Либов мире наконец изменилось что-то, либо…

– Опасаетесь провокации по большому счету?

– Опыт… – сказал он.

И перед глазами у меня встали рыжий карьер, волочащиеся заброневиками трупы, красное пятно на асфальте и быстро вбирающий его песок… Онимел право на любые подозрения.

– Ваш опыт годился, пока не было меня, – сказал я.

Лицо индейского божка не дрогнуло.

– И что же ты за персона, если с твоим появлениемстановится ненужным весь наш опыт?

Я рассказал ему то, что рассказывал вчера в Отделе, и дажебольше – в Отделе я не касался своих мыканий в этом мире, а ему рассказал, каксам ждал расстрела под моросящим дождиком, что чувствовал, когда на моих глазахубили Джулиану, про мои метания, обретения и потери. Он невозмутимо слушал, оночень хорошо умел слушать…

– Знаешь, почему я верю, что ты не разведчик Команды?

– Карта?

– Твое отношение к ней. Ты убежден, что Команда, имеякарту, без труда может нас уничтожить, и считаешь, что, показав карту нам, темсамым демонстрируешь отсутствие злых намерений.

– Разве не так?

Он засмеялся коротким курлыкающим смешком:

– Мы с таким же успехом можем уничтожить город, как иони – нас. Неизвестно, кто кого…

– Но Ламст говорил…

– От отчаяния можно сказать многое.

– Тот броневик, сто четвертый… – сказал я. –Черт, я-то думал, что во всем разобрался. Кто же из вас сильнее?

– А какое это имеет значение для того, что ты задумал?

– Вы правы, – сказал я. – Это не имеет ровнымсчетом никакого значения, и не стоит прикидывать баланс сил. Вам нужна война?

– Она никому не нужна.

– Об этом и разговор. Пора кончать войну.

– Ты понимаешь, как это сложно – кончать ТАКУЮ войну?Пройдет много времени, прежде чем исчезнет подозрительность с обеих сторон. Угорода есть внутренние проблемы, у нас их не меньше. Эксцессы, рецидивы,вспышки…

– Никто и не говорит, что это легко, – сказал я.

– Нужны гарантии. Серьезные гарантии грандиозныхсвершений.

– Разумеется, – сказал я. – Однако не кажетсяли вам, что первый шаг уже сделан?

– Но понадобится и второй, и третий…

Он явно на что-то намекал, но я не мог его понять, а он нежелал облегчить мне задачу.

– Тебе не кажется странным, что я ничего не сказал ниоб раскрывшейся загадке нашего происхождения, ни о наших… творцах, ни о внешнеммире?

– Кажется, – сказал я. – Согласитесь, этонесколько ошеломляющие новости.