Темница тихого ангела - Екатерина Островская

– Табельное оружие при вас? – поинтересовался человек.

– Так точно! – ответил Пятаков.

– Оставьте пистолет здесь на водительском кресле и возвращайтесь в свою машину.

Михаил Степанович положил «ПМ», открыл дверь и хотел уже выходить, как услышал за спиной:

– Не в службу, а в дружбу. Передайте моим людям, чтобы подошли ко мне, а сами ждите в своей машине.

– Есть, – ответил Пятаков.

Он шел к «уазику», не чуя под собой ног. Пятьсот тысяч потеряны. Но теперь меньше всего думалось о деньгах. Кто этот человек, допрашивавший его в «Волге», Михаил Степанович не знал, но, судя по всему, незнакомец поверил в то, что сказал Пятаков – иначе бы не говорил так спокойно. Прямых улик нет, разве что деньги. Вполне возможно, что на некоторых пачках останутся размазанные отпечатки пальцев, хотя вряд ли достаточно четкие: Михаил Степанович ведь тоже не дурак, зря, что ли, тщательно протирал каждую пачку грязной ветошью? И потом: зачем возбуждать дело о побеге? Кому выгодна огласка?

Пятаков уже миновал двух молодых людей в костюмах; один из них уже был знаком ему.

– Начальник просит вас подойти, – сказал он этому человеку, – обоих просит.

Молодые люди направились к «Волге», а Михаил Степанович залез в служебный «УАЗ».

Дорога была пуста, ни один автомобиль не прошел с тех пор, как остановили машину начальника колонии. Вполне возможно, что трасса перекрыта еще где-то. Пятаков подумал об этом, но и удивился тому, что такая мелочь по-прежнему волнует его. Что будет дальше, он не знал; возможно, сейчас судьба его решается в той самой «Волге», в которой находится незнакомец. К окошку склонились два парня.

– Только что сообщили, что найденный в лесу «рафик» числится за петербургской станцией «Скорой помощи», – доложил один из молодых людей сидящему в машине. – Сейчас в Питере будут с этой станцией разбираться. Кроме того, по приметам Рощиной задержаны несколько молодых женщин, при которых не было документов.

– Слушай сюда! – остановил его доклад человек. – Пусть задерживают и осматривают все белые «девятки». Особенно в Ярославле. Я бы на месте похитителей рванул именно туда, чтобы уйти по Волге. Скорее всего, Рощину уже доставили на какой-нибудь причал, где стоят катера. С хорошим мотором можно уже к завтрашнему вечеру достигнуть Дагестана, а там уж по горам перебраться в Азербайджан или в Грузию особого труда не доставит. По крайней мере, я сделал бы именно так. Пусть перехватывают катера и вообще все речные суда. Сообщите приметы Рощиной в аэропорты Баку и Тбилиси.

– А с полковником что делать? – спросил один из молодых людей.

– Попрощайся с ним. Вот его пистолет. Только не забудь, что полковник – левша.

– Я уже обратил внимание.

Пятаков видел, как один из молодых людей сел за руль «Волги», а второй быстрым шагом направился к его «уазику». Если бы его собирались задержать, то подъехали бы на «Волге», попросили бы пересесть в другую машину, а там надели бы наручники. Но человек, приближающийся к нему, нес за ствол табельный пятаковский «ПМ» и, казалось, даже что-то насвистывал. Тут Михаил Степанович понял, что его отпускают. Поверили ему или нет, теперь уже не главное. Почему-то показалось, что причина потери к нему интереса именно в деньгах. Трое людей нашли мешок с пятьюстами тысячами долларов и решили разделить их между собой. Если задержать начальника колонии, то на следствии он обязательно расскажет и о долларах, и о тех, кому досталась эта огромная сумма. А так Пятаков будет молчать о долларах: в этом эти люди не сомневаются.

Молодой человек подошел и посмотрел, улыбаясь, на Михаила Степановича.

– Я свободен? – спросил Пятаков, уже уверенный в том, что все закончилось.

– Свободны, – продолжая приветливо улыбаться, кивнул молодой человек. – Попрощайтесь, помашите рукой нашей «Волге».

Пятаков обернулся к лобовому стеклу, посмотрел на черный автомобиль. За тонированными стеклами ничего не было видно. «Волга» начала разворачиваться.

– Помашите рукой, что же вы, – услышал он снова.

Михаил Степанович почувствовал, как отпустило сердце. Поднял левую руку…

И в этот момент молодой человек через окно приставил пистолет к его виску и выстрелил. Потом аккуратно протер «ПМ», взял левую руку мертвого полковника Пятакова, прижал неподвижные пальцы к корпусу пистолета, вложил оружие в ладонь трупа. Рука Пятакова скользнула вниз, «ПМ» выпал и почти беззвучно упал на пол рядом с водительским креслом, под которым еще совсем недавно лежал мешок, сшитый из старого плаща-болонья.

Торганов сидел на цементном полу. В камере пахло человеческим потом и прокисшим супом. Из-за двери иногда доносились голоса, но они звучали так тихо, что невозможно было понять, о чем разговаривали невидимые Николаю люди, а прислушиваться не хотелось. Николай думал о Татьяне, представлял, каково ей сейчас одной в лесу, в полной неизвестности, где она находится и что ждет ее. Вполне возможно, что Таня представляет себе самое худшее, обреченно ждет страшного момента, когда ее обнаружат преследователи. Одной ей, конечно, не выбраться: у нее даже нет денег, чтобы попытаться добраться куда-либо. Впрочем, ей и скрыться-то будет негде: одна надежда на него – Николай понимал это, волновался и злился. Несколько раз он пытался постучать в дверь. Сначала никто не подходил. А потом чей-то голос крикнул:

– Еще раз ударишь, козел, откроем дверь и по башке тебе настучим!

Так прошли три часа, потом щелкнул засов, и на пороге появился сержант, поигрывающий резиновой дубинкой.

– На выход!

Торганов вышел в коридор. Сержант провел его в дежурное помещение, которое они проследовали насквозь и оказались возле двери в кабинет, на которой криво висела табличка «Дежурный следователь». Сержант вошел в комнату.

В дежурке перед телевизором сидели на стульях несколько милиционеров в касках. Все они курили, смотрели на экран телевизора, где разворачивалось действие детективного сериала, и лениво матерились, не обращая на Николая никакого внимания.

– Я чего-то не врубаюсь, – произнес один из них, – на хрена было тещу мочить: она же не при делах?

– Смотри лучше! Это все теща сама замутила: она олигарху за дочку мстит и бабки его закрысить хочет.

Дверь перед Торгановым открылась, вышел сержант и мотнул головой:

– Заходи!

В кабинете дежурного следователя стоял стол, за которым сидел тот самый милиционер, что командовал на шоссе. Теперь на нем был мундир с погонами майора. На столе стояла сумка Николая.

– Ну, что же вы, Николай Александрович, сразу не сказали, кто вы? – вздохнул майор, когда сержант закрыл дверь и они остались в кабинете одни.

Николаю стало ясно все.

– А какой смысл мне было что-либо говорить, если на каждое мое слово ваш подчиненный отвечал ударом?