Кровавая месса - Жюльетта Бенцони

— Другими словами, Мари должна сыграть роль приманки?

— Совершенно верно, — вздохнул Люлье. — Я вам не советую приближаться к этому дому. Будьте довольны тем, что Мари сменила страшную тюрьму на комфортабельный особняк.

— Вы правы, и я никогда не смогу как следует отблагодарить вас. Но мне не нравится, что Мари там одна. Не могли бы вы добиться того, чтобы ее горничной Николь и Бире-Тиссо разрешили жить в доме?

— Против них нет никаких обвинений, не думаю, чтобы с этим возникли сложности… Но вы не должны даже писать ей! Самая невинная записка может навести на ваш след. Помните, что в этой истории я тоже рискую головой. Итак, вы даете мне слово?

— Разумеется.

— Благодарю вас. Да, чуть было не забыл! Я приказал арестовать Майяра за превышение полномочий. Тюрьма пойдет ему на пользу, пусть даже он не останется там надолго. И потом подумал, что это доставит вам удовольствие…

А в это время Шабо купался в счастье. Его свадьба была назначена на 14 октября — или 5 вандемьера. За несколько дней до этого радостного события он поднялся на трибуну в Якобинском клубе, чтобы объявить о предстоящем бракосочетании и пригласить собравшихся присутствовать на церемонии и на гражданском банкете.

— Я предупреждаю, что ни один священник не испортит моей свадьбы! — раздавался его громовой голос. — Все документы будут оформлены в муниципалитете. Приглашенные должны прийти к восьми часам, чтобы к девяти все было закончено, потому что я намерен быть на очередном заседании. Жена сказала мне, что перестанет любить меня, если узнает, что я пропускаю заседания в Якобинском клубе или в Конвенте.

Эта исполненная благонадежности речь была встречена гробовым молчанием, которое не сулило ничего хорошего. Дело в том, что перед тем как пригласить гостей на свадьбу, бывший монах не нашел ничего лучше, как объявить о сумме приданого, которое дают за его невестой. Двести тысяч ливров! Нищий станет богачом! Он сразу нажил себе новых врагов — особенно после того, как тут же завел свою обычную песню о достойном гражданине без страха и упрека, бедном, но честном.

Тем не менее некоторые якобинцы, прельщенные перспективой банкета, решили присутствовать на этом странном бракосочетании монаха-расстриги и австрийской миллионерши.

14 октября, после краткой гражданской церемонии, все отправились в особняк Фреев, где и начался пир…

Делоне и Жюльен Тулузский были в числе приглашенных. Бац прислал молодоженам подарок, но на свадьбу не пришел — «болезнь отца» стала предлогом для его срочного отъезда в Гасконь. Его присутствие было необязательно: решающий удар, согласно заранее продуманному плану, должен был быть нанесен без него.

После сытного обеда Делоне отвел новобрачного в сторону и предложил ему новое прибыльное дело. Речь шла о поддержке в Конвенте идеи ликвидации сорока тысяч акций «Индийской компании». Делоне объяснил, что собирается внести это предложение по приказу де Баца, а барон всегда чувствует, где пахнет прибылью.

«Индийская компания» была создана еще в 1717 году и прекратила свое существование в 1769-м в связи с Семилетней войной. В 1785 году компанию возродил Людовик XVI, но на совершенно новых условиях. Компания стала сугубо коммерческой организацией, не наделенной ни военными, ни политическими полномочиями. Освобожденная от военного бремени и получившая на семь лет монополию на торговлю со всеми странами, расположенными за мысом Доброй Надежды, «Индийская компания» процветала. Бац, его друг д'Эпремениль и аббат д'Эспаньяк являлись основными держателями акций. Разумеется, с началом революции компания потеряла свои привилегии, но все же продолжала приносить прибыль.

— Мы могли бы получить огромные деньги, — говорил Делоне. — Особенно ты. Тебе ведь, очевидно, не слишком приятно входить в этот дом на правах бедного родственника. А на этом деле ты мог бы при нашей поддержке разбогатеть по-настоящему.

— Я ничего лучшего и не желаю. Но все-таки мне непонятно, как тут можно разбогатеть?

— Нет ничего проще, Я сейчас тебе все объясню. Я предложу ликвидировать компанию, это вызовет ужас у пайщиков и руководства. Акции резко упадут, и Бац с Бенуа скупят их по бросовой цене. Затем мы предложим компаний два варианта постановления — Один будет более мягким, второй более жестким — и скажем: «Выбирайте! За выгодный для вас проект надо заплатить столько-то!» Разумеется, они выберут нужный нам вариант, и. мы получим свою прибыль. Как видишь, схема очень простая.

Как только с Шабо начинали говорить о деньгах, он становился на удивление сообразительным. Он ухватился за идею обеими руками, объявил, что он тоже «в деле», и отправился к своей восхитительной Леопольдине, поскольку теперь наконец мог по праву занять место в ее позолоченной кровати. Но Шабо не знал, что в тот же день в Якобинском клубе, куда он, разумеется, не вернулся, Эбер, ядовитый редактор «Папаши Дюшена», жестоко высмеивая его, пустил в обиход прозвище «Австриячка Шабо».

Это могло бы остаться всего лишь злобной шуткой, если бы не страшное событие, которое придало этой шутке угрожающий характер. В тот самый час, когда Шабо возвращался из муниципалитета на улицу Анжу со своей молодой женой в окружении друзей, королева, которую в народе тоже называли «австриячкой», впервые предстала перед революционным трибуналом. Начался один из самых позорных процессов в истории, и именно Эбер выдвинул против сломленной отчаянием матери самое отвратительное обвинение. Судьи утверждали, что Мария-Антуанетта сожительствовала со своим малолетним сыном…

Приговор был безжалостным. Через день, 16 октября, бывшая королева Франции должна была сложить голову на плахе.

Еще до восхода солнца, в пять часов утра, Париж уже гудел как встревоженный улей. Гремели колеса пушек, которые расставляли на позициях, четко печатали шаг тридцать тысяч солдат, которые должны были стоять вдоль всего пути от Консьержери до площади Революции. Грохотали барабаны, и их гул сливался с топотом людей в красных колпаках, вооруженных пиками, готовых помочь солдатам в случае возможного на падения. Парижане в этот день встали рано и спешили занять «лучшие» места, откуда будет все видно как на ладони.

Октябрь выдался холодным, и узница в камере Консьержери всю ночь дрожала под тонким одеялом, тщетно пытаясь согреться. Утром Розали Ламорльер принесла ей немного горячего бульона, но королева смогла проглотить всего лишь несколько ложек. Потом девушка помогла ей одеться, пытаясь загородить Марию-Антуанетту от бесстыжих взглядов жандарма, которому приказали не спускать с «австриячки» глаз. Королева надела нижнюю юбку черного цвета, но платье ее было белым. Таков цвет траура для королевских особ, и Мария-Антуанетта не захотела нарушать традиции. На плечи она накинула легкий муслиновый платок, выбрала лучшие туфли, а поседевшие волосы спрятала под двукрылым чепцом.

Время текло медленно. Никто не торопился. Куда спешить, когда убиваешь королеву? Надо продлить удовольствие! Марии-Антуанетте пришлось пройти все ступени унижения. Сначала к ней подвели священника из присягнувших новому правительству, аббата Жирара, но от его услуг королева отказалась. Затем к ней явился судебный исполнитель и зачитал приговор. Наконец к ней подошел палач Сансон, который сорвал со своей жертвы тонкий муслиновый чепец, срезал все еще прекрасные волосы, кое-как надел королеве на голову чепец из грубой белой ткани и связал ей руки за спиной. Палач так и держал веревку в руке до самого эшафота, словно вел королеву на поводке. Когда они вышли во двор, Мария-Антуанетта в ужасе отшатнулась от ожидавшей ее повозки. На ней обычно возили навоз и даже не потрудились ее очистить…