Я люблю.Бегущая в зеркалах - Мила Бояджиева
Шрифт:
Интервал:
— Мне нравится однофамилец нашего профессора — такой же противный: сине-красная амеба на желтом фоне, — посмеивался Динстлер, выбрав из альбома дизайнера именно эту репродукцию. Одна стена просторной гостиной, сооруженная из цельного зеркального стекла, открывает вид на ущелье, в котором всегда плавает туманная мгла. В нескольких местах корежатся скульптуры — двухметровые конструкции из обожженной сварочным аппаратом рваной жести с незатейливыми, перекликающимися с Микельанджело названиями «День», «Ночь», «Утро», «Вечер».
— По-моему, у нас получилось очень стильно. И знаешь — зеркальная стена в солнечный день видна чуть ли не от Сен-Антуана — гигантский «зайчик» в горах! Но отдать за эти железки такую кучу денег мог только Ротшильд или псих, — подытожила хозяйка, завершая обход нового дома. В нем, действительно, было все «на уровне» — несколько комнат для гостей, гостиная, столовая, холл, две спальни, кабинет Доктора, кабинет Хозяйки, детская, прекрасно оборудованная кухня, где, конечно, будет хлопотать прислуга.
Новоселье вылилось в знаменательный прием для узкого круга акционеров и близких друзей. Были приглашены Арман Леже, Остин Браун, Даниил Дюваль с супругой и пара сотрудников из команды Леже, перешедших к новому шефу. Собравшимся прежде всего были показаны помещения клиники, лабораторий, виварии и операционная. Завершила осмотр прогулка по жилой части дома. Комфорт и продуманная функциональность всех помещений, оснащенных на широкую ногу, явно не соответствовали образу равнодушного к быту фанатика-ученого, каким представлялся присутствующим Динстлер. Дани, почувствовал в какой-то момент, что «носит» на протяжении всей экскурсии вытянутое от удивления лицо и с усилием расслабил мышцы. Но эти «рабочие кабинеты», сочетающие деловитость и барство, этот зал со спортивными тренажерами, эта просторная, полностью обставленная детская, да и костюм хозяина от Кордена с широкими лацканами и «плечами», приталенный, ладно облегающий высокую фигуру фантастика! Такое не могло и присниться.
— Ну, старик, ты меня убил! Я просто отпал. Сдаюсь! — Дани поднял руки, подводя итог увиденному. Когда все собрались в гостиной было налито шампанское. Хозяин дома взял бокал:
— Я знаю, что все вы — коллеги, друзья и пайщики, удивлены. Мой размах кажется вам излишним. Я выгляжу мотом — ведь это все сделано в долг! — Динстлер повел вокруг рукой. — Уверяю вас — я вовсе не кандидат в долговую яму. И вот доказательство — спонсоры, имена которых я до времени не хочу афишировать, положили крупную сумму на наш общий счет, практически удвоив его. И это только начало. Через пару недель примет первых пациентов наша маленькая клиника, а в конце года, я надеюсь, мы сможет представить реальные доказательства программы «Пигмалион». Признаюсь честно — для отдыха и наслаждения горным пейзажем у меня и моих сотрудников не будет ни минуты.
— Йохим, вы удивляете нас всех своей деловитостью, прежде как-то не дававшей о себе знать. Вас, конечно же, угнетает ответственность займа и риск эксперимента. Меня не надо убеждать и одурманивать обещаниями. Я не жду от вашего дела финансовой выгоды. Моя ставка больше — и мотивы корыстней. Я знаю ваш незаурядный дар, Йохим, и я рад, что могу помочь ему развернуться и облагодетельствовать страждущее человечество. Так что масштабы — человечество, цель — благодеяние. Играю по-крупному и с надежными партнерами, — Остин ободряюще улыбнулся присутствующим.
— А я, конечно же, в стороне — не миллионер и не профессор. Но с меня причитается — за мной реклама вашего «благодеяния». Мы с Сильвией, как вы заметили, вскоре ожидаем наследника — так что запишите в рекламную группу троих, — поддержал Дани обмен любезностями, а когда гости разошлись по углам, затащил друга в его кабинет и плотно затворил за собой дверь.
— Ну-ка, господин хороший, допрос с пристрастием. Как это понимать? Ты меня хоть бы предупредил. Я твоей милой Ванде чуть в лицо не рассмеялся, когда она женой представилась, думал — шутка. Где Алиса? Что все это значит?
Динстлер неторопливо опустился в кресло и небрежным жестом вытащил из резной коробки тонкую сигару. Щелкнула зажигалка.
— Закуришь? Ну тогда присаживайся, что будешь пить?
Дани опешил — от жеста с зажигалкой, от посадки нога на ногу, от барственного тона…
— Ехи, да ты ли это? Брось дурить, старик! Поиграл в профессора-миллионера, хватит. Разговор серьезный!
— Дани, я никогда не был так серьезен. Просто я очень долго был дебильным мальчонкой и повзрослел сразу, рывком, понял? Принимай меня таким, как есть. Честное слово — это далеко не худший вариант… У меня есть цель, Дани — достойная цель. Конечно же, я мечтаю «облагодетельствовать человечество», как сформулировал Остин, но я хочу и другого — власти. Власти над материей, которая никому пока не дана. Не пугайся — это не цитата из «Фауста» и я не Мефистофель. Я не потребую души взамен красоты, которую научусь давать людям. Я буду дарить ее! Всем! низкозадым вандам, длинноносым йохимам, коротышкам леже, — Динстлер загасил сигару и встал. — Я ничего не пожалею, Дани, ничего не побоюсь на своем пути…
— Да ты революционер, Ехи! Прямо какой-то «эстетический коммунист»: всю красоту делить поровну! Все одинаково совершенно и одинаково прекраснодушны! Восхищают меня утопии, но я боюсь утопистов-фанатиков. Чуть что — за топоры, инакомыслящих рубить. То есть, по твоему, «длинноносых» и «вислозадых»!
— Дани, не стоит передергивать. Я знаю какая тонкая, порой едва различимая грань, разделяет добро и зло. Но зачастую ухватить это «доброе, светлое», этот прометеев огонь удается лишь тому, кто вплотную подобрался ко злу, вырвал добычу прямо из его алчущей пасти. Я готов рисковать и жертвовать. Готов стать изгоем, мучеником, готов испытать власть славы и обольщение богатством. Мне никуда не деться! Прости, Дани: я уже «зомби»!
— Кажется, я начинаю потихоньку понимать… — задумался Дани. Извини, что навалился с вопросами. И с этим… ну, про мадмуазель Грави… Прости, — Дани протянул руку и друг ответил крепким пожатием.
— Мы стали взрослыми, стали другими, но будем друзьями, ладно, Дюваль?.. А мадмуазель Грави от меня ушла. Мы жили вместе, но не как муж и жена — по-братски… Я не разу не поцеловал ее. И однажды утром я проснулся один.
— И не мудрено, — язвительно заметил Дани, не воспринимающий идею «братской любви», но тут же спохватился, поймав тяжелый взгляд Йохима.
— Никогда, понимаешь никогда больше не говори об этом, если не хочешь потерять меня. И еще одно, Дани… Попрошу тебя о мелочи — глупость, должно быть… Но — будь добр, не называй меня «Ехи». Это…, - он недоуменно пожал плечами, — как-то не по мне. В общем — мне никогда не нравилось имя, которым наградила меня Корнелия. Звучит расхлябанно… Про Ванду ты знаешь, — с облегчением продолжил Динстлер другим тоном. — Мы были помолвлены в год нашей с тобой поездки во Францию. Она мой соратник, единомышленник, мы идем к нашей цели в одной связке, как альпинисты по высокогорному леднику… К тому же, Дани, это пока секрет, но, кажется, месяцев через пять-шесть мы станем мамой и папой.
— Здорово! Значит детская — не причуда дизайнера. Поздравляю! — Дани бросился другу на шею, но привычного объятия не получилось: вместо сутулого худого хребта под обнимающими ладонями Даниила обнаружились крепкие, не склонные расслабляться мускулы.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!