Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза - Елена Арсеньева

С чистого голубого неба светило жаркое солнце, дул теплый, ласковый ветерок, а между тем Лизу пробрал озноб. Она отвела взгляд от серых блудливых глаз Вернера и уставилась на серебристо поблескивающую воду. Ее колотило все сильнее, она даже плечи обхватила руками, пытаясь утишить эту дрожь.

— Спасибо, — пробормотала Лиза. — Я вам очень… я вам страшно благодарна.

— Надеюсь, вы понимаете по-немецки лучше, чем говорите, — весело сказал Вернер, — иначе все те многочисленные комплименты, которые я хотел вам расточить, пропадут втуне.

— Вы кошмарный болтун, Вернер, — пробурчал фон Шубенбах. — Почему вы уверены, что всем девушкам на свете нужны ваши дешевые комплименты?

— А почему вы убеждены, что они настолько дешевые? — с обиженным выражением спросил Вернер. — А вообще говоря, комплименты — независимо от цены и качества — нужны всем девушкам на свете. И чем скорее вы это поймете, фон Шубенбах, тем более счастливо проживете остаток дней своих.

Лиза уткнулась лицом в колени. Тошнота вдруг подкатила к горлу.

— Что с вами? Вам плохо? — встревоженно спросил Вернер.

— Воды, конечно, наглоталась, мутит, — пробурчал фон Шубенбах. — Однако мы до сих пор так и не получили от нее вразумительного ответа, кто она и откуда. Вы будете отвечать, фрейлейн? Ваше молчание кажется мне подозрительным.

— Дайте ей прийти в себя, фон Шубенбах, — примирительно сказал Вернер. — Лучше полюбуйтесь вон на того аса. Какое мастерство, а? Давненько я не видел столь изощренных фигур высшего пилотажа!

— Странно, откуда в нашем гарнизоне вдруг взялась истребительная авиация? — задумчиво проговорил Шубенбах. — Или перебросили новые части? Но вы правы, искусство необыкновенное!

Лиза с усилием подняла голову и посмотрела в небо. Серенький самолетик крутился высоко-высоко, то уходя в пике, то вертясь в штопоре, то снова взмывая ввысь. А потом он резко начал снижаться, скользнул над рекой на бреющем полете, и Лиза увидела на его крыльях черные кресты свастики.

Она невольно вскрикнула, зажмурилась, снова уткнулась в колени. Страх ревел в небе, страх окружал со всех сторон. Снова! Неужели она испытает то же самое снова? Но здесь нет вагона, под который можно заползти, чтобы спастись от пуль, здесь нет добрых людей, которые потом приютят, помогут выжить… Здесь только враги! Зачем она согласилась? Зачем пошла сюда? Какая нелегкая выгнала ее из леса на погибель? Ведь она же прямо сейчас и умрет, и уже никто не сможет ее спасти!

А кругом никто, кроме нее, не боялся. Черным крестам махали, что-то весело кричали летчику, который оказался так низко, что его фигуру можно было разглядеть под плексигласовым колпаком. Лиза же ничего не могла поделать со своим паническим страхом: скорчилась в комок, закрыла голову руками, словно через минуту должна была чиркнуть рядом по траве пулеметная очередь…

И вдруг оглушительно затрещало в небе, всплеснулась прошитая пулями волна, кто-то пронзительно закричал — и вот уже от испуганных, истерических воплей зазвенел воздух. Но пулеметный стрекот перекрывал их, рвал воздух, резал слух… Летчик в самолете расстреливал людей на берегу!

Лиза зажала уши ладонями, ощущая свою сгорбленную, голую спину как обширную и очень удобную мишень. Вот сейчас в нее вопьется пуля… Мысли метались в голове бестолково, как мухи между оконными рамами: «Я так и знала! Я чувствовала! Но почему он стреляет в своих? У него же черные кресты на крыльях…»

— Проклятье! В небе русский! — раздался крик рядом с ней. — На нашем самолете русский пилот! Да не стойте, как дерево, фон Шубенбах, надо спасаться! А, черт, да его, кажется, подстрелили… Можете продержаться еще немного? Нужно добраться до берега! А вы чего расселись?

Кто-то с силой схватил Лизу под руку, вздернул на ноги.

— Вы не ранены? На том спасибо. Поддерживайте Шубенбаха с той стороны, ну, быстро! Вдвоем мы его вытащим на берег.

Вернер подтолкнул Лизу к блондину, который еле держался на ногах, зажимая простреленное плечо другой рукой. Кровь текла между пальцами, и Лиза пошатнулась, ощутив тошноту. Ей всегда было дурно от вида крови, поэтому и в медицинский в свое время сдавать не стала, пошла на мирный филфак…

— Только не вздумайте мне тут в обморок упасть! — рявкнул Вернер. — Подставьте ему плечо, ну, живо! Повели его к воде. Шевелите ногами, фрейлейн! Наше спасение на другом берегу, там хоть есть где укрыться, а тут, на островке, мы как на ладони, мы мишень! Пошли, ну!..

Лиза потащила Шубенбаха к берегу, успев порадоваться, что подставляет ему свое плечо не с той стороны, где была рана. Если бы на нее попала кровь фашиста, она умерла бы от отвращения, точно умерла бы!

Голова Шубенбаха безвольно моталась, он еле перебирал ногами, а когда оказался в воде, вообще безвольно повис на руках Лизы и Вернера.

«Да как же мы выплывем с ним?» — подумала она в ужасе. Вода поднималась все выше и выше, тащить раненого становилось все легче. И вдруг дно начало подниматься. Значит, здесь брод между островком и берегом, плыть не придется, слава те господи!

Вот они уже на мелководье, вот на траве. Кругом валяются окровавленные тела… О господи! Она увидела кинооператора — он уже больше ничего и никого не снимал, лежал с камерой — мертвый, убитый. Да разве он один?! Убитые мужчины — и женщины, женщины! Кто-то из солдат пытался стрелять по самолету из автоматов, но тот, ныряя к земле и взмывая ввысь, словно смеялся над обезумевшими людьми, снова и снова поливая их пулями.

— Вон туда, под деревья! — кричал Вернер, волоча Шубенбаха куда-то в сторону.

— Грузовик, грузовик… — прохрипел Шубенбах, поднимая голову, и Лиза поняла, что он хочет укрыться под защитой большого грузовика, стоящего на окраине пляжа. Видно было, что там нашли спасение множество людей. Они забились под широкий кузов и оказались надежно защищенными от пуль.

— В рощу! — настаивал Вернер, но Шубенбах навалился всем телом на Лизу, норовя повернуть к грузовику. И тут очередь прошила кабину, а через мгновение полыхнул бензобак. Грянул взрыв, но Лиза не могла понять, что звучало громче: его грохот или крики людей, разметанных взрывом в стороны. Ее отшвырнуло от Шубенбаха… Появилось ощущение, что она летит, летит, словно безвольный клочок бумаги, несомый ветром… Но как надвигаются деревья, вот сейчас ее размажет о ствол! Однако взрывная волна уже опустила, вернее, уронила Лизу на землю. Она лежала вниз лицом, а где-то там, наверху, металась смерть с черными крестами на крыльях…

«Русский, пилот русский!» — кричал Вернер. Но Лиза не могла воспринимать летчика как своего. Да, он убивал фашистов, врагов, и, наверное, она должна была кричать от радости, но зрелище залитых кровью тел было слишком страшным, чтобы возможно было ощутить хоть проблеск мстительного торжества. К тому же слепая пуля в любое мгновение могла поразить ее, нужно было думать о спасении.

Лиза ринулась в рощу, но тотчас полетели с деревьев листья, сбитые пулями, и она упала на землю. Он что, ненормальный, тот летчик? Не соображает, что делает, когда стреляет по роще? Он же видел, что туда бежала женщина. Русская женщина!