Темная материя - Питер Страуб

Кроха посмотрел на него и поднес сигарету к губам. Затянулся и выпустил тонкую быструю струйку дыма. На лице застыла маска скуки.

Мэллон обернулся, медленно, с почти балетной сосредоточенностью. Сейчас, поскольку Ботик был намного старше Спенсера, он увидел в лице кумира качества, которые ускользнули от него в школьные годы: лень, тщеславие, эгоистичность и сознательную готовность к обману. И еще кое-что: врожденную бдительную настороженность истинного позера. Он отчетливо разглядел не только эти черты, но и кое-что необычное. Когда Мэллон скрестил руки и склонил голову, отчего волосы очаровательно свесились на сторону, Ботик понял, что Мэллон наделен особенным качеством: казаться чем-то большим, чем был на самом деле. Этот человек был прирожденным магом, припомнил он с безнадежной любовью.

— Не совсем так, Джейсон, — с улыбкой произнес Мэллон, который уловил все ощущения Ботика. — Я тоже рад тебя видеть. Но это невозможно. Никто не может вернуться в прошлое. Время нелинейно. Оно движется не вперед-назад, а растекается во все стороны. Время есть безбрежное пространство одновременности событий. Один участник моей веселой маленькой банды выучил свой урок, я б сказал, труднейшим способом, но, наверное, лучше будет сказать, что он выучил его основательно. Я, разумеется, о Бретте Милстрэпе, соседе Кита. Я считал, Кит подавал колоссальные надежды, будучи таким грешником, но Бретт меня никогда особо не заботил. Полагаю, ты порой видишься с ним.

— Да, — ответил Ботик. — Вижусь. Но… сейчас-то ведь это я в своем времени, а вы и Кроха — в шестьдесят шестом, и от этого у меня просто крыша едет, сказать по правде… Черт, простите, кровь хлещет, я ударился головой о ветку там… Я что хочу сказать: я всегда надеялся снова увидеться с вами, потому что верил, что вы сможете мне все объяснить.

— Размечтался, — процедил Кроха скучно и враждебно.

— Хочешь остановить кровь? Нет проблем. — Мэллон ткнул указательным пальцем Ботику в лоб, рана перестала пульсировать. — Ну вот, уже лучше. И выбрось этот жуткий носовой платок.

Ботика его распоряжение немного удивило, ну да черт с ним, это ж 1966 год. Загрязнение окружающей среды еще не изобрели. Он отнял платок ото лба и выкинул за спину.

— Полегчало?

— Я б не сказал… Так что происходит?

— Боже мой, малыш. Ты наконец увидел нас через столько лет — и это все, что ты можешь сказать? Хорошо. Объясню еще раз.

Мэллон шагнул вперед и выбросил перед собой правую руку:

— Представь, что это хайвей. Во времени. Широченный хайвей, бегущий через все времена. Понятно?

Он вытянул левую руку в сторону и держал ее неподвижно, сделавшись похожим на чокнутого копа-регулировщика.

— А это автострада поменьше и поуже, масштаба штата, не федеральная. Они пересекаются во мне, я в этом месте — перекресток. Когда ты приближаешься ко мне, ты можешь свернуть, можешь ехать куда глаза глядят, потому что таких перекрестков полно везде.

— И вот так я попал к вам?

Мэллон опустил руки и улыбнулся, но улыбка у него получилась не теплой и не дружеской:

— Скорее, это мы «вот так» попали к тебе, Ботик.

Он отвернулся и театрально взмахнул рукой:

— Кровь стекала с челюсти собаки. Пасть была измазана ею. Кровью был залит весь пол в баре. Не думаешь ли ты, что это знак?

— Вы посылаете мне знак? — спросил Ботик.

Вокруг него вдруг загрохотала вечеринка, злая, безумная и глумливо-враждебная. Невидимая толпа вопила и хихикала, невидимая женщина визгливо смеялась. Словно уловив в грохоте команду, Кроха поднялся на ноги, а густой, настойчивый тенор протрубил сквозь окружающую какофонию:

— МНЕ НУЖНО ТО ЖЕ ЧТО И ТЕБЕ МНЕ НУЖНО ТО ЖЕ ЧТО И ТЕБЕ МНЕ НУЖНО ТО ЖЕ ЧТО И ТЕБЕ!..

Мэллон вновь повернулся лицом к Ботику, взмахом руки отпуская его.

— Ты что, не слушал? Возвращайся и начни все сначала, — сказал он.

Из-за гвалта голос был едва слышен.

* * *

Оглушительный шум прекратился; голубой свет потускнел. Мир в пространстве трех измерений погрузился в темноту. За почти неуловимое мгновение все полностью исчезло.

* * *

Клены закрыли от Ботика поляну, хотя его по-прежнему не оставляло чувство, будто она опустела. Отсюда он должен был хоть краешком глаза заметить фигуры тех, чьи голоса завели его так далеко, однако все, что ему удалось разглядеть меж стволами, — залитый солнцем пятачок высоких трав, сразу за которым плотной стеной вставал лес.

— Спенсер! — закричал он. — Кроха! Где вы?

«…Подобрал отрезанную руку и отшвырнул в угол… — донесся голос Мэллона. — …собака… утащила руку на двор, кисть раненого… отпил из стакана…»

— …липкого от его собственной крови, — прошептал Ботик. — Стакан был липким от его крови.

Откуда он знал эти слова?

Что-то на земле рядом с мощным обнажившимся корнем, похожим на прикопанный пожарный рукав, привлекло его внимание — красно-белая тряпица. Ботик нагнулся и поднял ее. Просто невероятно, она очень напомнила один из его собственных никчемно больших и исключительно мягких носовых платков, которым он находил множество применений. Ботик почти готов был поклясться, что платок принадлежал ему, только бросил его здесь и замарал кровью кто-то другой. Сам-то он на этом острове — берегу? — не бывал ни разу в жизни. Ботик бросил сырой платок рядом с шишкой на корне, и клочок ткани свернулся сам по себе, как утка-оригами, прячущая голову под вытянутое крыло.

Он вспомнил, где слышал слова Мэллона:

— Вы говорили это в «Ла Белла Капри», в…

Голос Крохи перебил его, и он не успел сказать «в подвале».

«…Что ему надо, надо, вот все, что он знает, все, о чем думает, он любит это с подростковых лет… Мне надо, мне надо, мне надо, да хватит уже, другим людям тоже много чего надо, да только они не идут воровать, чтобы обеспечить себе пропитание…»

Голос Мэллона ворвался, заглушив голос Крохи: «…Собака разодрала руку в клочья… сустав и хрящ… кровь капала с этой дьявольской черной морды…»

Ботик вышел из-за деревьев и дико огляделся вокруг, хотя знал, что поляна пуста. Когда иллюзия, что он может засечь своих мучителей, подглядывающих за ним из-за деревьев на другой стороне поляны, рассеялась, на него вдруг нахлынуло жуткое разочарование, необычное и знакомое одновременно. Боутмену казалось, будто он таскает это чувство, как старое пальто, всю жизнь. Теперь голос Спенсера Мэллона звучал из невидимого источника, а Мэллона здесь не было, Мэллон был отсутствием, которое выворачивает самое себя наизнанку.

Голос Мэллона произнес: «Насилие вплетено в ткань нашего времени…»

— Да вы все время это повторяете, но что хорошего в этом? — спросил Ботик, подходя ближе к месту, откуда, казалось, шел голос.

Высокие горчичного цвета травы поредели, сотворив поляну посреди поляны. Из этой дыры лился голос Спенсера Мэллона: «…Этот безрассудный молодой идиот… мудрости, капелька дала о себе знать».