Правда о штрафбатах. Как офицерский штрафбат дошел до Берлина - Александр Пыльцын

Тогда, в декабре 1944 года, все мы заметили, что по полям бегает много зайцев, и я решил воспользоваться своими неплохими стрелковыми способностями, чтобы побаловать себя и друзей зайчатиной.

Я уже упоминал, что еще в средней школе, среди немногих моих соучеников, успешно сдал нормы на значок «Ворошиловский стрелок» сразу 2-й ступени. А будучи свежеиспеченным лейтенантом, на одном из первых занятий по стрельбе со своим взводом я совершил необдуманный поступок. Чтобы показать не попавшему в мишень красноармейцу, что винтовка не виновата в его промахе, я, стоя, без упора, с расстояния около 100 метров с первого выстрела попал из этой винтовки в фарфоровый изолятор на телеграфном столбе проходящей невдалеке линии связи. Разлетелся этот изолятор вдребезги на глазах изумленных обучаемых, и провод повис в воздухе без опоры. Да и сам я, честно говоря, не меньше их удивился такому результату, хотя понимал, что вместе с этим показал дурной пример: не надо было повреждать телеграфную линию, да и опрометчиво рисковать даже лейтенантским авторитетом – вдруг не попал бы?

Так вот, 14 декабря (памятный день!), часа в четыре, после обеда (а все мы жили по московскому времени, и еще было светло), я со своим пистолетом (теперь у меня вместо нагана был «ТТ») вышел «на охоту». И не с первого, правда, выстрела, но все же уложил зайчишку. Вот с этим трофеем возвращаюсь домой, а там!.. Смотрю, мой Николай помогает снять шинелишки с трех девчат, среди которых и Рита!

Отпросились-таки из своего самодеятельного ансамбля песни и пляски! Вместе с ней – аккуратненькая, с ладной фигуркой и броским восточным личиком татарочка Зоя Фарвазова да аккордеонистка Люся Пегова, с которыми тут же познакомила меня Рита. Все девушки молоденькие, с морозца румяные, возбужденные!

Я уже раньше говорил, что всем в батальоне выдавал Риту за свою жену, к которой и отлучался недавно. Поэтому, наверное, никто кроме меня и не удивился ее появлению здесь. А я этому, конечно, был рад.

Набежали друзья и решили «сыграть» фронтовую свадьбу, так как, по их мнению, наши существующие де-факто супружеские отношения нужно освятить свадебным обрядом. Да и предлогом собраться на вечеринку грешно было не воспользоваться.

Я волновался, не зная, как воспримет это предложение Рита, но она, переглянувшись с девчонками, согласилась. Показалось, что этот вопрос между ними был решен заранее. Николай умело освежевал зайца, разделал его и принялся готовить «заячье рагу» с невероятным количеством лука и свиным салом. Блюдо это получилось отменным, хотя настоящего рагу из зайца никто из нас не пробовал ранее.

Весть о нашей свадьбе молниеносно облетела моих друзей, и все они собрались в нашей комнате «военного совета». Пришли и Филипп Киселев, начальник штаба, и замкомбата Матвиенко Иван, мой бывший ротный, и Филатов Алексей, которого, несмотря на примерно десятилетнее превосходство в возрасте, многие из нас почему-то называли если не по службе, то просто Алешей (наверное, его общительный и веселый характер, его подвижность и моложавость были причиной этого). Быстро собрали все необходимое для пиршества. Каждый что-то принес: кто сэкономленный офицерский доппаек, кто где-то раздобытые соленья и копченья. Валера Семыкин каким-то образом добыл у Зельцера немного американского сливочного масла. Появилась и фирменная польская водка «Монополька», и даже бутылка с каким-то «заморским» трофейным вином, придержанным, наверное, для особых случаев.

Я все поглядывал на Риту, а она легко знакомилась с моими друзьями и давала понять, что готова играть роль невесты. Видимо, и Екатерина Николаевна, ее мама, уже благословила нас на этот ответственный шаг.

Веселая и волнующая получилась свадьба. И с аккордеонами, и с патефоном, среди пластинок к которому были и «Рио-Рита», и «Брызги шампанского», и «Амурские волны». И танцевали мы в этой, ставшей теперь уже тесной, комнатушке пана Круля. Девчата, Люся и Зоя, вдруг засобирались, объясняя это тем, что обязаны вернуться к указанному сроку в свой ансамбль. Никакие доводы о том, что уже ночь, не действовали. Видно, девчонки заранее знали о финале этой встречи.

Между прочим, Жора Ражев, весьма любвеобильный парень, наш «Дон Жуан», или, как его прозвали, «Дон Жоруан», как говорится, уже «положил глаз» на Зоечку Фарвазову и был страшно огорчен, когда она не ответила ему взаимностью. А эти щупленькие, но смелые девчонки не боялись безлунной ночью идти через лес к шоссе, ловить там попутную машину. Хотя тогда многие не без оснований побаивались провокаций со стороны групп Армии Крайовой, так бесславно провалившей Варшавское восстание, и проявлявших весьма недружественные акты по отношению к представителям Красной Армии.

Жора Ражев, видимо, обидевшись на Зою, не проявил инициативы проводить девушек, сославшись на свою недавнюю контузию. Что, однако, не мешало ему не отставать от других в винно-водочном интересе. Эту миссию взял на себя другой Жора – Сергеев, молчаливый, надежный. Он и проводил девчат до шоссе, остановил попутную машину, которая как раз шла в Седлец, куда и нужно было добраться девчонкам.

Между прочим, уже в 1984 году Жора Ражев, которого в числе многих своих фронтовых друзей я разыскал, написал нам в первом же письме:

«Саша и Рита! Большое вам спасибо за то, что умеете добиваться поставленной цели и разыскали так много фронтовых друзей.

Да, это я, Жора Ражев, бывший твой, Саша, комвзвода в 8-м ОШБ! Вас, конечно же, хорошо, даже отлично помню. И твою перевязанную голову после ранения на Одере, а также кобуру с пистолетом, свисавшую почти до колен – только у тебя одного во всем батальоне! А Риту – по той польской избушке, в которой состоялась ваша фронтовая свадьба. Конечно, помню также бегство моей знакомой…»

С Ражевым приключались и другие истории, связанные и с любовью к «слабому полу», и со слабостью к спиртному. Такой уж он был у нас «особенный». А что касается «кобуры, свисавшей почти до колен», то все мы, и не только молодые, были немного франтоватыми, модничали, как могли и как нам дозволялось и обстановкой, и начальством. Пистолет тогда я носил по совету моряков-штрафников «по-флотски» и был убежден, что так удобнее и в бою. Даже казавшийся всем нам тогда пожилым комбат Батурин и его сравнительно молодой замполит Казаков тоже «модничали»: вместо шапок-ушанок носили «кубанки» с красным, «генеральским», верхом. Правда, никто не осмелился заказать себе тоже красный верх, дабы оставить комбату приоритет на эту вольность.

Ну и мы, молодые, глядя на них, почти поголовно перешли на «кубанки», благо для их пошива находились и умельцы из штрафников, и материал, который выменивали у поляков либо на безделушки, либо на американские консервы.

А между тем «свадебный пир» наш закончился. Все быстро разошлись. Так что свадьба фронтовая состоялась. И, будто в ознаменование этого счастливого события в нашей жизни, новый командующий фронтом маршал Жуков, только что сменивший маршала Рокоссовского, 18 декабря подписал приказ о присвоении мне воинского звания «капитан». А мне только ровно месяц тому назад исполнился 21 год. Но день 14 декабря 1944 года стал днем образования нашей семьи, которой предстояло просуществовать ровно 52 года. День в день. Случилось так, что именно 14 декабря, но уже 1996 года, после трех инфарктов Риты не стало. У нас уже было два сына, четверо внучат и прелестная правнучка… (А теперь правнучек уже четыре!).