Лунная опера - Би Фэйюй

Сяо Яньцю приняла категоричное решение сесть на диету, причем немедленно.

Когда в жизни наступает поворотный момент, женщинам свойственно начинать все с нуля, и первым шагом на этом пути является похудание. Сяо Яньцю поймала красную «дайхацу» и прямиком направилась в Народную клинику. Для нее это было тягостное место. Вот уже столько лет, даже когда у нее были очень серьезные проблемы с почками, Сяо Яньцю ни разу не обращалась в эту клинику. Ведь именно здесь ее судьба полностью поменялась, говоря другими словами, именно здесь ей разбили сердце. На следующий день, после того как Ли Сюэфэнь попала в больницу, Сяо Яньцю под давлением директора труппы пришла навестить пострадавшую. Ли Сюэфэнь, оказавшись на больничной койке, сказала, что, только если Сяо Яньцю ее уважит и сама придет с повинной, она подумает, простить ее или нет. Директор желал во что бы то ни стало удержать Сяо Яньцю, это было известно каждому среди артистов. Он собственноручно написал для Сяо Яньцю бумагу с самокритикой, чтобы она вслух зачитала ее перед Ли Сюэфэнь. Понятное дело, что дальнейший разговор о ее пребывании в труппе можно было вести только после того, как она хорошо разыграет перед Ли Сюэфэнь это представление. Предварительно прочитав бумагу, Сяо Яньцю свернула ее и рассердилась. А когда она сердилась, то становилась еще глупее. Она изо всех сил начала оправдываться:

– Я не завидовала ей, я не хотела ей навредить.

Директор пристально смотрел на Сяо Яньцю – даже при создавшихся обстоятельствах это дитя продолжало возмущаться. Его глаза налились кровью, он уже готов был дать ей пощечину, но все-таки сдержался и, опустив руку, громко сказал:

– Я семь лет отсидел за решеткой, не хотелось бы мне навещать там тебя!

Сяо Яньцю посмотрела вслед уходящему директору, его силуэт словно отрезвил ее, подсказав, что над нею навис злой рок.

Она все же явилась в больницу. Ли Сюэфэнь лежала на койке, ее лицо было накрыто длинной марлей. В палате находилось и руководство театральной труппы, и все, кто вообще имел отношение к спектаклю «Побег на Луну». Скрестив руки на животе, Сяо Яньцю подошла к Ли Сюэфэнь и встала перед ее кроватью, опустив веки. Глядя вниз на свои ноги, она начала виниться. Она недобрым словом помянула всех своих предков, смешав их с дерьмом. Когда Сяо Яньцю закончила себя ругать, в палате повисло молчание, только разок кашлянула накрытая марлей Ли Сюэфэнь. Атмосфера стояла угнетающая. Никто не знал, что лучше сказать в такой ситуации. Вплоть до настоящего момента Ли Сюэфэнь не заявляла в полицию на Сяо Яньцю, что свидетельствовало о том, что она ее простила. Сяо Яньцю было сложно справиться с давлением окружающих, со слезами на глазах она оглядывалась по сторонам, ища поддержки. Директор, что стоял у двери палаты, выжидающе уставился на нее. Сяо Яньцю некуда было отступать, она медленно вытащила из кармана заготовленную бумагу с самокритикой и, демонстративно развернув ее, стала читать. Читала она, точно отбивала слова на печатной машинке, они так и отскакивали в пространство. Когда же она дочитала заготовку, присутствующие с облегчением вздохнули. Содержание бумаги демонстрировало абсолютное раскаяние в случившемся. Ли Сюэфэнь сняла с лица марлю, на нем виднелось большое багровое пятно, покрытое слоем блестящей мази. Ли Сюэфэнь приняла бумагу, потом взяла за руку Сяо Яньцю и, улыбнувшись, сказала:

– Яньцю, ты еще молодая, какими бы великими ни были твои устремления, постарайся больше так не делать.

Сяо Яньцю увидела улыбку Ли Сюэфэнь, но неотчетливо, потому что та снова накрыла лицо. Для Сяо Яньцю это улыбка была что стакан воды, который выплеснули на пламя ее внутреннего протеста, окончательно погасив его.

Когда Сяо Яньцю вышла из палаты, все вокруг было залито солнечным светом. Дойдя до лестничной площадки, она остановилась у перил и оглянулась назад. В этот момент она увидела директора, он вздохнул, словно сбросив тяжкое бремя, и кивнул ей в знак одобрения. Сяо Яньцю все смотрела на него, потом вдруг тоже улыбнулась, она не могла сдержать эмоций. Смех вырывался из нее порциями, вздергивая плечи, обычно такая манера дико хохотать характерна для исполнителей, выступающих в амплуа сюйшэна или хуаляня. Такое необычное поведение Сяо Яньцю привлекло внимание, поэтому, высунув головы из палаты, все уставились на нее. Сяо Яньцю понимала, как глупо выглядит этот ее смех, на мягких ногах она вдруг оступилась с краешка ступеньки и упала, да так, что с четвертого этажа скатилась до следующего пролета. Все поспешили за ней вниз. Лежа на покрытом плиткой полу, Сяо Яньцю услышала, как директор без конца всем повторял:

– Она все-таки хорошая, она все прекрасно осознала.

И вот прошло целых двадцать лет. Сяо Яньцю записалась на прием к эндокринологу, ей выписали лекарства, после чего она специально вышла через внутренний двор. Двадцать лет. Вглядевшись в даль, она увидела лечебный корпус, около которого сновали люди. Само здание выглядело несколько иначе, на нем появилась облицовка в виде мозаики, однако кровля, окна и терраса остались прежними, поэтому создавалось впечатление, что ничего не поменялось. Пока Сяо Яньцю так стояла, ей пришла в голову мысль о том, что жизненный путь не укладывается в привычную схему: он не только устремлен в будущее, бывает, что он возвращается в прошлое. По крайней мере, в рамках ее ситуации.

Домой Сяо Яньцю вернулась позже обычного почти на целый час, дочь уже расположилась за кухонным столом, пыхтя над домашним заданием. Когда Сяо Яньцю открыла дверь в комнату, муж, сидя на диване, смотрел телевизор, на экране было только изображение, звук отсутствовал.

Сяо Яньцю с пакетиком лекарств, приобретенных в клинике, лениво прислонилась к косяку и устало поглядела на мужа. Тот уловил перемены в настроении жены и поспешно подошел к ней. Сяо Яньцю передала ему пакетик и направилась в спальню. Зайдя внутрь, она закрыла за собой дверь. Муж перевел взгляд с Сяо Яньцю на содержимое пакета, вытащил коробочку и подозрительно оглядел со всех сторон. Все надписи были на иностранном языке и выглядели полной абракадаброй, это только накалило положение дел. В коробке из-под лекарства он потенциально углядел большую беду, поэтому стремительно направился в спальню. Только он вошел в комнату, как к нему в объятия кинулась Сяо Яньцю; обхватив его за шею, она с силой прижала мужа к себе. Они стояли, плотно соприкасаясь телами и дыша в унисон. Он чувствовал ее напор, она сдерживалась что есть мочи, видимо, это был какой-то сокрушительный удар. Пакет с лекарствами выпал из его рук, над ними и впрямь нависло что-то ужасное. Муж попятился, раздался громкий стук, то с силой захлопнулась дверь в спальню. Пока он продолжал обнимать жену, в его мозгу проносились мысли одна страшнее другой. Наконец Сяо Яньцю разомкнула свои уста и, заплакав, сказала:

– Мяньгуа, я возвращаюсь на сцену.

Мяньгуа, словно не расслышав, обхватил голову Сяо Яньцю и внимательно посмотрел на нее, не веря в неожиданно свалившееся на него счастье. Сяо Яньцю повторила:

– Я снова могу играть на сцене.

Не выпуская ее из своих рук, Мяньгуа резко отстранился, он все еще не оправился от испуга и выпалил первое, что пришло в голову: