Зайка - Мона Авад

Ава. Я тоже люблю тебя.

– Ава, Макс не настоящий, – произношу я, глядя при этом не на нее, а на влажные ветви деревьев.

– Что ты имеешь в виду – «не настоящий»?

Я делаю глубокий вздох.

– Я имею в виду, что это я его создала.

Она смеется.

– Я не шучу, – шепчу я.

– Ты его создала, – повторяет она, и я киваю.

– Да. Из кролика, – я закрываю глаза.

Это какой-то кошмар.

– Ты создала его из кролика.

Я снова киваю.

– Только не возненавидь меня, – умоляю я. – Пожалуйста, только не возненавидь.

– Саманта, посмотри на меня. О чем ты, блин, говоришь?

И я рассказываю ей. Все. Про заек. Про мальчиков-зайчиков. Про «Мастерскую». Рассказываю обо всем, что случилось со мной после того, как она ушла. Что я выдумала этого парня и воплотила в жизнь, вот только не поняла этого в самом начале, потому что он был не похож на всех предыдущих. Совсем не похож. О, как же он от них отличался! Он казался таким реальным, что поначалу я и сама не осознавала, что он был кроликом. До недавнего времени. А он к этому моменту уже успел затащить ее в постель. Я говорю Аве, что он любит ее только потому, что ее люблю я. Рассказываю, что он успел перетрахать всех заек. Чтобы отомстить им. Не потому, что он их любит, нет. Он их ненавидит. Опять-таки потому, что их ненавижу я. И в этом весь смысл. В любом случае я думаю, что теперь он больше с ними не спит. Хотя и не уверена. А вот они, наверняка, поголовно влюбились в него. И жутко бесятся. Может, даже планируют отомстить. Слушай, с этим пока вообще все не ясно. Все упирается в намерения. В то, чего хочет каждый участник этой истории и к чему она в итоге приведет. Все, что я знаю, – мы все теперь можем быть в большой опасности. Из-за меня.

Я рассказываю ей все это, а сама неотрывно смотрю на деревья, усыпанные бледно-зелеными почками. На Макса, который работает внизу лопатой, я взглянуть не решаюсь. Только слышу, как черенок с шорохом вгрызается в землю. Ава молчит. Она еще жива? Или мои слова ее добили? Но нет, я слышу, как она дышит рядом, слышу, как она курит. Частый пульс согрел ее запястья, и от нее ощутимо и тепло пахнет озоном и дождем. Но посмотреть на нее я не могу.

– Так… – говорю я после очередной мучительной паузы, по-прежнему глядя на деревья. – Ты ничего не скажешь?

– О чем? – спрашивает она ровным, пугающе ровным голосом.

– О том, что я только что рассказала.

Она разглядывает Макса, согнувшего над землей свою широкую спину. Наблюдает, как он загребает землю, сжимая лопату в натруженных руках. Должно быть, даже его пот – и тот пахнет лесом.

– Я думаю, что ты гениальная выдумщица. Аплодирую стоя твоей работе, – она смотрит на меня, и я вижу, как по ее невозмутимым чертам пробегает насмешка.

– Что? Нет, Ава, послушай, я не выдумала, то, что я рассказала тебе, совершенно реально. Реально! В смысле… я понимаю, это звучит как бред… – я осекаюсь на полуслове, услышав в своем голосе какие-то маниакальные нотки.

Смотрю на нее, но она не сводит глаз с Макса. Он уже выпрямился и смотрит прямо на нее, снизу вверх. А потом машет нам. Точнее, ей.

Мы наблюдаем, как он неловко машет рукой. Темные волосы закрывают его лицо. Серьезное. Так, что видно только один глаз. И он все машет, машет и машет…

Тогда она переводит взгляд на меня. И смотрит так долго, что мне хочется отвернуться, но я этого не делаю. И тут что-то в ее лице меняется. Вся веселость испаряется. А во взгляде проступает шок.

– Саманта…

– Прости меня, – быстро говорю я, оборвав ее. – Не знаю, с чего я вдруг решила выдумать всю эту историю и что мне только в голову взбрело. Бред да и только. Наверное, я все еще не в себе, – трясу головой я, а потом опять украдкой бросаю на нее взгляд.

Шок никуда не делся. Веселость не вернулась. Но я не могу выдержать этот взгляд, просто не могу и отворачиваюсь, закрывшись от нее своей «занавеской».

– Мне кажется, тебе пора идти, – говорит она, – на встречу.

Почему-то она больше не предлагает мне забить на нее. Под ее пристальным взглядом я поднимаюсь и начинаю неуклюже спускаться к лестнице. Как вдруг меня охватывает ужасное чувство. Я останавливаюсь, оборачиваюсь и в этот миг поскальзываюсь и чуть не падаю. Я же могла убиться! Я оглядываюсь на Аву – она на месте, но смотрит уже не на меня, а на него.

– Ава.

– Что?

– Ничего, – я не двигаюсь.

Мне почему-то страшно уходить, и я стою на месте, чувствуя, как черепицы скрипят у меня под ногами. и я вот-вот могу снова поскользнуться.

– Ты все еще будешь здесь? – спрашиваю я. – Когда я вернусь?

Она снова смотрит на меня. И улыбается.

– Конечно, я буду здесь. А где еще мне быть?

– Эй? – зову я, заходя в Пещеру, но в ответ слышу лишь собственное эхо, отбивающееся от влажных стен.

Тут темнее, чем обычно. Ни следа привычного, как в материнской утробе, тепла. Лев же просил прийти ровно в 19:00? Трудно проверить, тут нет часов. Как и света. Даже дверь, через которую я сюда вошла, и та тонет во мраке.

– Эй, есть тут кто-нибудь? – снова зову я.

Тишина.

– Алан?

Никакого ответа. Только эхо. Я зову его снова и снова.

Наверное, он просто трахает тебе мозг. Он ведь и раньше делал это, забыла? Я жду, высматриваю его, стоя в темноте, с гулко бьющимся сердцем. Мрак и тишина сплетаются в его безмолвное осуждение. В его педагогическую и психосексуальную стратегию. В силуэт, который я увидела в переулке прошлой весной, во время вечеринки. Той ночью между нами ничего не было. Совсем ничего. Он появился из ниоткуда, из темноты, прямо как сказочное видение, когда я была так пьяна, что совсем потерялась в пространстве. «Выставка пуделиная!» – проорала я, а потом ушла от Ионы и, спотыкаясь, нырнула в ночной переулок. И столкнулась со Львом, он стоял там, где переулок вливался в улицу, прислонившись к кирпичной стене, так, словно я сама его выдумала, в футболке с рисунком монстра, пожирающего девушку, с черными кожаными браслетами на мускулистых руках. Переулок раскачивался во все стороны, но он стоял совершенно прямо и неподвижно.

– Саманта, – неожиданно произносит мрак бархатным голосом.

Мужским и мелодичным. Клубок из чертополоха и вереска, мягко покачивающийся на скале. Я испуганно вздрагиваю, хотя понимаю, что должна обрадоваться.

– Алан, – зову я, стараясь вложить в голос облегчение, но эхо выдает скрытую в нем дрожь. – Вы здесь.

Я оглядываюсь, но вокруг по-прежнему темнота и мрак.

– Я здесь, Саманта, – его голос – само воплощение терпения. – Где ты?