Homo Deus. Краткая история будущего - Юваль Ной Харари

В 1970 году в мире насчитывалось 130 независимых стран, и лишь в тридцати из них были либеральные демократии, в основном забившиеся в северо-западный угол Европы. Индия была единственной значительной страной третьего мира, ставшей после освобождения на либеральные рельсы, но даже она дистанцировалась от либерального блока и склонялась к Советам.

В 1975 году либеральный лагерь потерпел самое унизительное из своих поражений: вьетнамская война завершилась победой северовьетнамского Давида над американским Голиафом. Вслед за этим коммунизм молниеносно распространился на Южный Вьетнам, Лаос и Камбоджу. 17 апреля 1975 года «красные кхмеры» взяли под контроль столицу Камбоджи Пномпень. Через две недели весь мир наблюдал по телевизору, как вертолет эвакуирует последних янки с крыши американского посольства в Сайгоне. Многие были уверены, что американская империя рушится. В июне Индира Ганди объявила в Индии чрезвычайное положение, и казалось, что крупнейшая демократия в мире находится на пути к тому, чтобы превратиться в еще одну социалистическую диктатуру.

Либеральная демократия все больше напоминала закрытый клуб стареющих белых империалистов, которым нечего предложить остальному миру или даже собственной молодежи. Вашингтон называл себя лидером свободного мира, но его союзниками были по преимуществу деспотичные монархи (король Саудовской Аравии, король Марокко, шах Ирана) либо военные диктаторы (Черные полковники в Греции, генерал Пиночет в Чили, генерал Франко в Испании, генерал Пак в Южной Корее, генерал Гейзель в Бразилии, генералиссимус Чан Кайши на Тайване).

Несмотря на поддержку этих монархов и генералов, НАТО катастрофически уступало в численности военному Варшавскому договору. Чтобы достичь паритета в обычных вооружениях, западным странам, очевидно, пришлось бы списать либеральную демократию и свободный рынок в архив и стать тоталитарными государствами, постоянно готовыми к войне. Либеральную демократию спасло ядерное оружие. НАТО приняло доктрину Взаимного гарантированного уничтожения[183], согласно которой ответом на любую, даже неядерную, атаку СССР будет массированный ядерный удар. «Если вы на нас нападете, – пугали либералы, – мы позаботимся, чтобы никто не ушел живым». За этим чудовищным щитом либеральная демократия и свободный рынок ухитрились удержать свои последние бастионы, и жители Запада стали наслаждаться сексом, наркотиками и рок-н-роллом, а также стиральными машинами, холодильниками и телевизорами. Без атомных бомб не было бы ни Te Beatles, ни Вудстока, ни переполненных супермаркетов. Но тогда, в середине 1970-х, казалось, что, несмотря на ядерное оружие, будущее принадлежит социализму.

И вдруг все переменилось. Либеральная демократия выбралась из мусорного бака истории, почистила перышки и… завоевала мир. Супермаркеты оказались сильнее гулагов. Блицкриг начался с Южной Европы, где в Греции, Испании и Португалии авторитарные режимы пали, уступив место демократическим правительствам. В 1977 году Индира Ганди отменила чрезвычайное положение, восстановив демократию в Индии. В 1980-х демократические правительства пришли на смену военным диктатурам в Восточной Азии (в Южной Корее и на Тайване) и Латинской Америке (в Бразилии и Аргентине). В конце 1980-х – начале 1990-х либеральная волна переросла в настоящее цунами, которое погребло могучую Советскую империю и породило мысли о близком конце истории[184]. После десятилетий поражений и неудач либерализм одержал безусловную победу в холодной войне, выйдя из гуманистических религиозных войн триумфатором, хотя и сильно потрепанным.

Когда Советский Союз распался, либеральные демократии восторжествовали не только в прежде коммунистической Восточной Европе, но и во многих бывших советских республиках, таких как страны Балтии, Украина, Грузия и Армения. Даже Россия сегодня притворяется демократией. Победа в холодной войне дала распространению либеральной модели новый толчок, особенно в Латинской Америке, Южной Азии и Африке. Некоторые либеральные эксперименты завершились страшным провалом, однако число историй успеха впечатляюще. Индонезия, Нигерия и Чили, например, десятилетиями управлялись военными правителями, но теперь являются функционирующими демократиями.

Если бы заснувший в июне 1914-го либерал проснулся в июне 2014-го, то чувствовал бы себя достаточно комфортно. Люди снова верят, что надо только дать индивидам побольше свободы, и в мире воцарятся согласие и благоденствие. Весь XX век кажется одной большой ошибкой. Далекой весной 1914 года человечество набирало скорость, двигаясь по либеральной магистрали, когда вдруг свернуло куда-то вбок и заехало в тупик. Потребовались восемь десятилетий и три чудовищные мировые войны, чтобы выбраться на магистральный путь. Эти десятилетия, конечно, не были потрачены впустую; они подарили нам антибиотики, атомную энергию и компьютеры, а также феминизм, деколонизацию и свободный секс. Кроме того, сам либерализм извлек из пережитого урок и теперь менее самодоволен, чем был столетием раньше. Он позаимствовал некоторые идеи и институты у своих социалистических и националистических противников – в частности, обязательство обеспечивать широкие массы образовательными, медицинскими и социальными услугами. Однако ядро либеральной программы практически не изменилось. Либерализм по-прежнему превыше всего чтит личные свободы и по-прежнему твердо верит в избирателя и потребителя. В начале XXI века это все, что у нас есть.

Сегодня не существует серьезной альтернативы либеральному союзу индивидуализма, прав человека, демократии и свободного рынка. Социальные протесты, прокатившиеся по западному миру в 2011 году – вроде «Захвати Уолл-стрит» или Движения 15-М в Испании, – не были направлены ни против демократии, индивидуализма и прав человека, ни против базовых принципов рыночной экономики. Как раз наоборот – протестующие обвиняли правительства в том, что те не хранят верность этим либеральным идеалам. Они требовали по-настоящему свободного рынка, а не контролируемого «слишком большими, чтобы лопнуть»[185] корпорациями и банками. Они требовали по-настоящему представительных демократических институтов, которые будут служить интересам обычных граждан, а не богатых лоббистов и могущественных групп давления. Но жизнеспособной модели управления миром, которая могла бы стать альтернативой этим гибельным фондовым биржам и нещадно критикуемым парламентам, сегодня нет. Хотя любимым занятием западных академиков и активистов является поиск изъянов в либеральной программе, пока они не сумели придумать ничего лучше.