Германский флот в Первую мировую войну - Рейнгард фон Шеер

9 января командование флота получило одно за другим два извещения. Первое гласило, что с 1 февраля все торговые суда, с несомненностью признанные вооруженными, подлежат атаке без предупреждения. До тех пор подобным атакам без [373] предупреждения должны были подвергаться лишь вооруженные грузовые суда; это означало, следовательно, что с 1 февраля можно было применять торпеды (находясь в подводном положении) и против вооруженных пассажирских пароходов. Во второй телеграмме передавалось содержание следующего высочайшего распоряжения, полученного начальником Адмирал-штаба.

«Приказываю начать с 1 февраля со всей энергией неограниченную подводную войну. Вам надлежит немедленно сделать все необходимые приготовления, однако так, чтобы это намерение не стало раньше времени известным неприятелю и нейтральным странам. Основные планы операций доложить мне».

Меня удивило, что на 1 февраля потребовался еще особый приказ с разрешением нападать на вооруженные пароходы, когда и без того в тот же самый день должна была начаться неограниченная подводная война. Я нашел единственное объяснение в том, что упоминавшаяся выше нота (о предстоявшем с 1 февраля распространении подводной войны на все вооруженные пароходы) была уже послана американскому правительству и остановить ее передачу было поздно. Во всяком случае, впоследствии она должна была произвести на американское правительство странное впечатление, поскольку в первой половине января сообщалось лишь о вооруженных пароходах, а несколько времени спустя (1 февраля) делалось новое уведомление об обострении методов ведения подводной войны. Для Америки было далеко не безразличным, признавалось ли за нейтральным судоходством принципиальное право плавания в запретной зоне или же там подлежало уничтожению всякое судоходство, как это вытекало из сущности неограниченной подводной войны. Если же и в самом деле существовало еще намерение обратиться к посредничеству [374] американского правительства, как об этом можно было догадываться по позднейшим сообщениям, то чередование двух столь различных позиций в вопросе о подводной войне могло действовать только раздражающе. Высшим военно-морским инстанциям, т. е. Адмирал-штабу и непосредственному участнику — командованию флота, ничего не было известно о том, что в это время велись якобы какие-то новые переговоры, для которых неограниченная подводная война явилась неприятной помехой. Но и позднее, когда я принял дела Адмирал-штаба, я не смог установить по архивным материалам, что будто перед самым началом неограниченной подводной войны (1 февраля) имела место просьба государственного канцлера об отсрочке, с целью сделать последнюю попытку, чтобы избежать этой крайней меры. Я убежден также в том, что если бы адмиралу фон Гольцендорфу по поводу подобного наступления канцлера было что-либо известно лично, то он сообщил бы мне об этом самое позднее при сдаче дел, когда я сменил его в должности; в дальнейшем, из-за перенесенной им летом 1918 г. тяжелой болезни, он уже не смог больше высказаться по этому вопросу.

Начав неограниченную подводную войну, мы, несомненно, приступили к осуществлению самой мощной операции, какая только проводилась в мировой войне. Требовалось сломить морское могущество Англии, олицетворявшееся ее морской торговлей, и добиться этой цели несмотря на противодействие могучего английского военного флота. Мы потеряли 2½ года мировой войны, прежде чем поставили перед собой эту задачу, и силы центральных держав были уже напряжены до предела. Если бы нам не удалось преодолеть усилий Англии, направленных к нашему уничтожению, то война должна была закончиться неизбежным поражением Германии. Предотвратить подобный исход усилиями армии казалось безнадежным. Нельзя было также предполагать, что еще можно рассчитывать на изменение небеспристрастного к нам отношения Америки и что мирное посредничество, если оно с ее стороны [375] последует, действительно могло бы иметь для нас выгодные последствия после того, как наши враги в столь резкой форме отклонили выдвинутый Вильсоном проект мира, при котором не должно быть ни победителей, ни побежденных. При таком положении нельзя было оставаться в выжидательном состоянии с тем, чтобы предоставить решение судьбы Германской империи на волю слепого случая. В ответственных кругах считали долгом предлагать любые способы, подававшие надежду отвратить угрожающее бедствие. Мнение военной среды относительно видов на успех в борьбе с неприятельской торговлей было известно; оно основывалось на количестве потопленного в минувшие годы тоннажа. В этом отношении надежды, возлагавшиеся на наступающий год, впоследствии были превзойдены. Но степень влияния ран, наносимых английской торговле, не поддавалась подобному количественному подсчету; однако не подлежало никакому сомнению, что сокращение английского торгового флота на одну треть или, максимум, до половины его состава, должно было оказать на английскую экономику катастрофическое действие и склонить Англию к миру. Адмирал-штаб задался целью произвести, при участии специалистов, тщательное исследование по вопросу об экономических условиях. Результаты были изложены в обстоятельных памятных записках и разосланы высшим государственным учреждениям. При этом исследовании обсуждались запутанные проблемы военных перевозок, а также их характер для удовлетворения потребностей населения, проблемы общего снабжения страны и действующей армии, сражавшейся на различных театрах, проблемы народного питания, товарооборота и производства внутри страны, характер правительственных мероприятий по принудительному распределению и по образованию запасов и т. д. Конечно, все эти исследования и расчеты пришлось производить применительно к необычной и неясной обстановке войны. Далее, потребовалось еще обсудить предполагаемое прямое и косвенное воздействие [376] всех этих условий на моральное состояние народа. Приближенные подсчеты, произведенные по всем видам этих взаимоотношений для получения хотя бы общей картины ожидаемого хода событий, подтвердили общее впечатление, сложившееся еще в самом начале нашей войны против торговли и сводившееся к тому, что избранный нами путь вел к верному успеху. В борьбе с врагом, все усилия которого были направлены к уничтожению нашей экономической мощи, нам не оставалось ведь ничего иного, как выступить против него в том же направлении.

Чтобы довести напряжение сил до его предельного развития, необходимо иметь уверенность в том, что противника действительно можно победить, поэтому подводная война нуждалась в поддержке со стороны всех элементов, надеявшихся на победу нашей родины. Всякое сомнение в конечном успехе должно было укрепить противника в предположении, что мы можем истощиться раньше него.

Но руководящие политические круги уже заранее занялись своим делом; они расшатывали уверенность, а их опасениями, как бы этот род войны не принял форм, которые могут создать нам новых врагов, — заразились и другие боязливые души, и тем порождалось раздражение и разочарование.

Прискорбно, что никто не помешал распространению по всей стране подсчетов, произведенных Адмирал-штабом; из них всем стало известно, что успех подводной войны считался обеспеченным по истечении определенного промежутка времени. Не будь возникшего таким путем разочарования, многие не лишились бы присутствия духа и продолжали бы держаться в сознании, что не остается никакого иного выбора, как терпеть лишения, пока не придет успех, который не может не прийти. Даже если бы по подсчетам Адмирал-штаба оказалось, что требуется значительно более долгий срок для того, чтобы дальнейшее истребление тоннажа стало для Англии нестерпимым, то и в этом случае у нас все равно не оставалось бы никакого [377] иного выбора, как прибегнуть к этому средству. Отклонение нашего мирного предложения свидетельствовало о твердом намерении неприятеля уничтожить нас, но при том общем положении, в каком мы находились в конце 1916 г., никто ведь не согласился бы заключить мир на унизительных для нас условиях.