Американская история - Анатолий Тосс

— Ничего, если я перекушу, пока мы будем разговаривать, а то у меня следующий перерыв через четыре часа? — Он посмотрел на мое измученное лицо и ввалившиеся глаза и пожалел: — Может быть, тебе тоже чего-нибудь съесть?

— Спасибо, — отказалась я; мне на еду, находившуюся на столе, даже смотреть было тошно, не то что потреблять. — А ты ешь, конечно, — подбодрила я его, хотя он в моем подбадривании не нуждался. — Рон, я хотела с тобой о Марке поговорить, — сказала я и увидела, как большой Рон мелко вздрогнул.

— Да, давай поговорим, — согласился он, как мне показалось, неохотно.

— Видишь ли, здесь два вопроса. — Я задержалась, не зная с чего начать, но потом решилась: — Конечно, я понимаю, это звучит почти комично, но тем не менее, — я вдохнула побольше воздуха, — мне ничего не известно о прошлом Марка, ну, о его жизни до меня, никогда не спрашивала, а он не говорил. Понятно, что он был связан с наукой, его многие знают, он многих знает, но мне неизвестно, что произошло. Хотя понятно, что что-то произошло, иначе почему он на обочине, вне системы, так сказать.

Я понимала, что говорю сбивчиво, а все потому, что тема была нелепая, ну и, конечно, я, как всегда, волновалась.

— Но я и этого не знаю. Понимаешь, я слышу разные намеки от разных людей, иногда недружелюбные по отношению к Марку, и ничего не могу возразить, потому что не знаю. И это глупо, мы уже живем столько лет вместе...

— Понятно, — наконец проговорил Рон и отложил недоеденный бутерброд. — Не оправдывайся, все правильно, естественно, ты все должна знать. — Он задумался и, казалось, забыл про свои продукты, разложенные на столе. — С чего начать? — Он опять выдержал паузу. — Хорошо, начнем с самого главного и самого простого, чего ты, живя с ним вместе, из-за очень близкого расстояния, возможно, не разглядела: Марк гений. Простой, обыкновенный, среднестатистический гений, которые встречаются на этой планете один на миллиард людей раз в пятьдесят лет.

Я откинулась на спинку стула в изнеможении, подумав, что вот, опять наткнулась.

Рон заметил мою улыбку и сказал наставительно, как бы подтверждая вескость своих слов:

— Ты зря улыбаешься, ото именно так, я не преувеличиваю. Странно, что ты не поняла этого сама за все то время, что вы вместе. Ты ведь все же психолог, могла бы и разглядеть.

— Нет, не разглядела, — сказала я оправдываясь. — Я, Рон, улыбнулась потому, что мы как раз с Марком на днях говорили о гениальности. А что не разглядела, — теперь я выдержала паузу, пытаясь выйти из глупой ситуации, — может быть, я и разглядела бы, да определить сложно — других гениев ведь не встречала.

— А ты и не встретишь, — пообещал мне Рон, — потому что их в округе нет, во всяком случае, такого калибра, как Марк. Ты должна понять, — он произнес почти по слогам: — Марк — единственный, таких, как он, нет, во всяком случае, я не знаю. — Он вспомнил про свой бутерброд и, разом сжевав его, продолжал: — Ты не сравнивай его с другими. У кого ты работала, у Зильбера, да? Так вот, ты не сравнивай его ни с Зильбером, ни с... — Он назвал несколько известных фамилий. — Эти ребята сделали кое-что в этой жизни, каждый в своем, но они — не Марк, даже близко — не Марк. Понимаешь, такие, как они, конечно, на каждом шагу не встречаются, но все же они не заповедная редкость; в каждой области существуют свои лидеры, свои чемпионы, иногда по нескольку, Но Марк вне области, вне чемпионства, он вне сравнений, потому что он уникальный. И это отнюдь не мое частное мнение, это мнение общее, все так считают.

Я сидела, ссутулившись, дневная тяжесть, которая обычно приглушалась постоянным напряжением, вдруг навалилась с новой угрожающей силой, получив подкрепление в виде смешанного переплетения чувств: разочарования от простоты объяснения («просто гений» — и ничего необычного), страха оттого, что я, может быть, действительно не поняла чего-то, возможно, упустила. А еще задача, которую мы взялись с ним решать, — она вдруг тоже, может быть, неуклюже, но вышла за рамки абстрактной мечты и начала обретать контуры возможной будущей реальности — и от всего этого стало страшно.

— А почему он тогда не работает? — спросила я неуверенно, и еще неуверенней, зная, что наверняка говорю глупость, добавила: — Как все, как ты.

— Потому что он — не как все, он — не как я. К тому же, насколько я знаю, он работает с тобой. Он, кстати, как-то поделился со мной одной идеей, по-моему, совершенно прекрасная идея, совершенно уникальная, хотя я, конечно, ничего в этом не понимаю.

«Какая идея?» — пронеслось у меня в голове, но я не стала перебивать.

— Вообще, это старая история, я знаю Марка давно, мы учились вместе, он не был лучшим... как бы это сказать... в традиционном смысле, для традиционной системы, что ли. Но он был самым блестящим, что признавали абсолютно все. — Он посмотрел на меня. — Ты понимаешь, что я имею в виду?

Я пожала плечами и слегка улыбнулась, что должно было означать: конечно, понимаю. Но Рон все равно решил пояснить.

— Я сам до конца не знаю, что означает это маловразумительное определение «блестящий». — Он усмехнулся. — Тут, скорее, не термин определяет человека, а человек определяет термин. Так вот, смотря на Марка, ты как раз и понимаешь, что значит «блестящий».

Рон скосил глаза на часы, стараясь, чтобы я не заметила, но я заметила.

— Ты спешишь?

— Нет, все нормально, у меня еще есть двадцать минут. Видишь ли, — он вернулся к теме без перехода, — в науке, да и вообще, наверное, в жизни, впрочем, про жизнь я точно не знаю, это у тебя надо спросить, — я оценила реверанс и ответила учтивой улыбкой, — все люди делятся на генераторов, трансформаторов и реализаторов. Дурацкие, конечно, определения, но суть отражают. Генераторы — это те, кто генерируют идеи, трансформаторы доводят их до ума, а реализаторы — те, кто их реализуют. То есть это как...

— Я понимаю, — перебила я, боясь, что его двадцать минут целиком утекут в пустоту.

— Да, — согласился он со мной. — И не то чтобы одна категория была хуже, чем другая, можно быть успешным в каждой из них, редко — в двух и почти никогда — во всех, но именно генераторы обладают признаками того, что мы определили словом «блестящий». Именно они владеют даром вседоступного проникновения, которого лишены представители других категорий. Так вот, Марк и есть генератор, причем генератор, редкий по своей мощности и разноплановости.

Казалось, что произошло то, чего произойти не могло: Рон забыл про свои бутерброды.

— Более того, Марк не просто генератор, он — генератор генераторов.

Я молчала, мне нечего было сказать, да и сидела я здесь для того, чтобы слушать.

— Понимаешь, Марина, — продолжил Рон, — с самого начала Марку прочили большое будущее. Ни у кого не вызывало сомнений, что он уникален и далеко пойдет, так и произошло на самом деле. Но стандартные люди мыслят стандартными понятиями, которые часто не подходят для людей нестандартных, и это порой вызывает проблемы. Проблема Марка, вернее, проблема тех, кто находился рядом с ним, заключалась в том, что ему становилось тесно в пределах одного конкретного предмета, одной конкретной науки, и он постоянно выходил за отведенные рамки. Просто его интересовало множество вопросов, и он не мог отказать себе в том, чтобы заниматься ими. Понимаешь, он не мог заставить себя заниматься долго чем-то одним.