Яд для королевы - Жюльетта Бенцони

— Затем, для большей надежности, — продолжал свою речь король, — вы сделали ее фрейлиной моей племянницы, Ее величества королевы испанской, которой она, судя по всему, служила очень преданно... Ее преданность даже, кажется, превысила долг придворной дамы, за что она была отозвана из Испании вместе с еще одной фрейлиной...

— Со мной, сир, — отважно заявила Сесиль, — и, если Его величество позволит, я добавлю, что мы обе не выходили из повиновения Ее королевскому величеству.

Мадам де Ментенон вновь повернулась к королю и снова что-то прошептала ему, глядя на Шарлотту. Поведение бывшей гувернантки разгневало маркизу де Монтеспан, и она возвысила голос:

— Хотелось бы узнать, сир, какие темные мысли восстанавливают мадам де Ментенон против этой юной девушки? В чем она может ее упрекнуть? В том, что она хороша собой и напоминает бедняжку Лавальер?

— Мадам де Фонтенак приходила ко мне с жалобой. Можно ли пренебречь горем матери и обманом Господа Бога?

— Горем матери?! Не смешите меня! — возмутилась герцогиня Орлеанская. — Мадам де Брекур не скрыла от меня ничего, что касалось ее невестки. Она была убеждена, что эта женщина отравила своего супруга!

— Ложь! — прошипела мадам де Ментенон. — Если бы это было правдой, господин де ла Рейни давно бы призвал ее к ответу. У него для этого есть все полномочия.

— Как бы там ни было, — прервал спор рассерженный король, — мадемуазель де Фонтенак становится поводом для скандала при моем дворе...— Я хотела бы обратить внимание моего любезного брата на то, что мадемуазель де Фонтенак — фрейлина моего двора, и она никогда не давала поводов ни для каких скандалов. А я со своим двором уезжаю завтра в Сен-Клу, и мадемуазель де Фонтенак поедет с нами.

— О ее отъезде с вами, мадам, не может быть и речи, — холодно заявил король. — Самое милостивое, что я могу сделать, это отправить ее к матери, и я это сделаю. Мне кажется, — добавил он брезгливо, — мы слишком долго занимаемся столь ничтожной персоной, а дело совершенно ясное.

Шарлотта пыталась сдержать рыдание, но не смогла. Она знала, что ожидало ее впереди: горе, несчастья и страдания. В один миг она лишилась всего на свете, а главное, она лишилась надежды. На что ей было теперь надеяться? На кого она могла опереться? Незнакомая, чужая женщина распорядилась ее судьбой. Почему? Что она сделала этой госпоже де Ментенон?

И вдруг Шарлотта услышала тихий, но очень твердый голос, и этот голос произнес:

— Но не для меня, сир! Мадам де Брекур была моей придворной дамой, и я очень любила ее. Печальную историю своей племянницы она рассказала мне во всех подробностях.

Эти слова в мертвой тишине произнесла королева. Все придворные ошеломленно молчали. За долгие годы они привыкли, что королева безмолвно покоряется, исполняя волю короля, — даже если эта воля для нее мучительна и непереносима, — и вот впервые она выразила несогласие. Всем показалось, будто заговорила статуя. Не меньше своих подданных был удивлен и сам Людовик.

— Не для вас, мадам? Что вы хотите этим сказать?

Мария-Терезия покраснела чуть ли не до слез, но мужественно и отважно продолжила:

— О справедливости. О вашей королевской справедливости, сир! И еще о спасении невинной девушки от несчастной и злой судьбы. Покойная мадам де Брекур прекрасно знала, что она делает и что говорит. Поэтому я настоятельно прошу передать мадемуазель де Фонтенак мне!

— Вы, столь набожная, столь преданная Господу Богу, просите отдать вам эту девушку?!

— Да, сир! Я прошу вас об этом... Прошу я, королева!

Маленькая Мария-Терезия выпрямилась и высоко подняла голову, и от ее хрупкой фигурки вдруг повеяло таким величием, что даже король невольно отвел взгляд.

— Что вы будете с ней делать? У вас же больше нет фрейлин.

Напрасно король напомнил об этом, факт говорил не в его пользу. Мария-Терезия упразднила штат фрейлин после того, как убедилась, что для ее августейшего супруга покои ее придворных девушек стали любимым местом времяпрепровождения.

— Она будет моей чтицей. Я знаю, что она знает испанский язык. — Ответ был исчерпывающим. Ветреный супруг заставил короля сложить оружие.

— Пусть будет так, как вы хотите. Берите ее. Я отдаю ее вам. А вы, мадемуазель, поблагодарите вашу королеву.

Но Шарлотта не дожидалась распоряжения короля, она уже стояла перед Марией-Терезией на коленях и целовала подол ее платья.

— Благодарю вас! Благодарю всей душой, всем сердцем! У Вашего величества не будет служанки преданнее меня!

Шарлотту подняли, и она, взглянув на королеву, увидела, что та дрожит точно так же, как она сама. Усилие, которое сделала над собой Мария-Терезия, чтобы публично выразить несогласие своему супругу, исчерпало все ее физические силы. Однако у нее достало сил душевных, чтобы улыбнуться своей подопечной:

— Я не сомневаюсь... Сестра моя, — обратилась она к герцогине Елизавете, — думаю, вы согласитесь отправить мадемуазель де Фонтенак ко мне в Сен-Жермен, так как завтра мы разъезжаемся каждая к себе домой.

— Я сделаю это, не медля ни секунды. И благодарю вас от всего сердца, дорогая сестра. Я очень привязалась к малышке, она осталась совсем одна, и некому ее защитить от злобных выходок... некой дамы! У вас она будет надежно защищена, — прибавила она, послав негодующий взгляд в сторону мадам де Ментенон, которая, слегка ссутулившись, шагала по направлению к дворцу вслед за королем. Последовала вслед за королем в сторону дворца и Мария-Терезия, а за ней поспешили и ее придворные дамы. Впрочем, торопились не все. Мадам де Монтеспан по-прежнему оставалась на месте, на губах ее играла злорадная улыбка.

— Кто бы мог подумать, — воскликнула она, — что Ее скромнейшее величество способно на такой подвиг! И Его королевское величество было вынуждено бросить оружие и сдаться на поле боя! И я, прости меня, Господи! — была счастлива, как никогда! Надо было видеть выражение лица Ментенонши! Воистину, оно было достойно кисти лучшего из художников! Чем вы ей так насолили... м-м-м... Шарлотта! Ведь все дело в Ментенонше, не так ли?

— Именно так, мадам. Но я не могу себе представить, чем я ей помешала. Я знаю, что она охотно видится с моей матерью, но понятия не имела, что она знает, где я нахожусь.

— А я уверена, что она давным-давно проведала об этом. Только взглянув на ваше личико, она уже была озадачена, не сомневайтесь. Это не женщина, а злобный хорек, и я никогда себе не прощу, что вытащила ее из грязи. Если этот дворец — земной рай, то она в нем злобная змея. Должна вам сказать, дорогая, что вы немного выиграете от перемены. При дворе королевы куда меньше забав и развлечений, чем при дворе герцога Орлеанского.— Меня мало интересуют развлечения. Я буду преданно служить Ее величеству и... вам тоже, мадам, потому что вы подняли голос в мою защиту.

Царственная Атенаис потрепала Шарлотту по щеке и поспешила по аллее догонять королевскую свиту, которая уже успела удалиться довольно далеко. Герцогиня Орлеанская с дамами и фрейлинами отправилась во дворец другой дорогой и несколько раз что-то весьма энергично сказала по-немецки. Дамы, хоть и не знали немецкого языка, прекрасно поняли, что выражения были весьма крепкими. Шарлотта, еще не оправившись после пережитой сцены, была подавлена и грустна. Очень скоро она останется совсем одна, расставшись даже со своими подругами.