Под шафрановой луной - Николь Фосселер

Его взгляд опустился к рукам, сжимающим уздечку.

– Наши пути расходятся, Майя.

Он казался невозмутимым, почти веселым, и Майя догадалась, что он все именно так и спланировал: убегать от людей султана, идущих по следам изменившего воина и похищенного залога, пока в зоне досягаемости не окажутся англичане и он не сможет отправить Майю к ним. Восхищение мудрым тактическим ходом растворилось в приливе грусти. Она заранее знала, что этот момент настанет, но все равно удивилась, почему-то чувствовала себя обманутой. И изо всех сил боролось с подступающими слезами.

– Куда ты теперь?

Рашид избегал ее взгляда, рассматривал кожаный ремень уздечки, водил по нему пальцами, цепляясь и отпуская вновь.

– Я отправлюсь навстречу своим людям и задержу их, чтобы вы могли беспрепятственно поехать назад.

– Что с тобой будет? – с трудом прошептала Майя.

Его губы дернулись.

– Я предстану перед судом.

Майя на мгновение сжала веки, ее пронзила болезненная догадка, чем может обернуться подобный суд.

– Я этого не допущу, – резко возразила она.

Рашид посмотрел на нее и тихо рассмеялся.

– Майя, я аль-Шахин. Я нарушил ирд против моего султана. И дважды разбил брак – твой и мой, – он понизил голос. – Я ни в чем не раскаиваюсь. Но не могу делать вид, словно ничего не случилось.

Она поняла его, хотя внутри ее все противилось.

– Тогда беги, – попросила она, – или пойдем со мной!

Его взгляд смягчился.

– Здесь не может быть никаких «или», Майя. Мне от них не уйти, их больше, а лошади не хуже моей. Не стоит ждать милосердия и от твоих людей, неважно, – поспешил добавить он, увидев, что Майя хочет возразить, – неважно, насколько горячо ты будешь за меня заступаться. Нет места, где мы могли бы быть вместе. Возвращайся к своим людям, – мягко добавил он. – А я отвечу за последствия своих дел и сберегу остатки чести. Хотя бы, – его брови сдвинулись над переносицей, – я хотя бы соблюдал рафиг: ты возвращаешься к своим людям целой и невредимой.

– Я не хочу жить без тебя, – шепотом возразила Майя, и первые слезы побежали по ее щекам.

– И не будешь, – ответил он хриплым голосом. Он взял ее руку и прижал к груди, туда, где под темно-синей тканью билось сердце. – Оно твое. Пока оно принадлежит мне, ты будешь там.

Когда он отпустил руку, Майя обхватила себя за шею, расстегнула цепочку и поманила Рашида к себе. Он послушно наклонился. Она надела на него цепочку с медальоном и обручальным кольцом, пытаясь отдать столько, сколько могла. Близость Рашида, его кожа под кончиками пальцев разрывали ее изнутри, пока она проверяла, надежно ли застегнула запор.

– Пусть они хранят тебя, Рашид из племени аль-Шахинов, – ее голос дрожал и отказывался ей служить, как и пальцы, нервно вцепившиеся в поводья. Но она не уезжала, а только смотрела на него, в отчаянии пытаясь сохранить в памяти каждую черточку. Но она знала – объятие или поцелуй окончательно сломают ее перед безвозвратностью прощания.

– Ялла! – яростно выкрикнул он, ударив ее коня ладонью по крупу, и тот, заржав, сделал скачок вперед. Майя вырвалась из оцепенения и пустила животное рысью. И еще раз повернулась в седле.

Рашид смотрел ей вслед, приложил правую руку к губам, ко лбу, пробормотал слова, которых она уже не смогла расслышать, слегка разомкнул пальцы и поднял их к небесам. Быстрым жестом, словно вознес Аллаху молитву или клятву, прежде чем резко развернуть рыжую лошадь и галопом умчаться в пустыню.

Майя старалась смотреть прямо и ехать рысью в том направлении, что указал Рашид. Ослепнув от слез, она ехала навстречу сверкающему белому свету солнца. Пока из земли не выросли мелькающие и размытые силуэты двух лошадей с ярко-красными всадниками, плоские и зыбкие, словно мираж. Люди Коглана.

– Лейтенант! – Ральф вздрогнул. Дорога тянулась бесконечно, и, хотя они купили в Нисабе хорошую лошадь – пусть и по завышенной цене, – вперед они продвигались очень медленно, потому что люди Мушина невозмутимо ехали на верблюдах. Сощурившись, он посмотрел, куда указывала протянутая рука Фискера. Среди песков появился всадник, одетый в черно-синее и красное, он ехал по пути ладана, то галопом, то спотыкающейся рысью. Словно лошадь устала или он сам был неуверен и изнурен.

«Они там. Они приведут меня домой. Домой». С внезапным облегчением Майя сдернула с головы куфию, встряхнула волосами и замахала англичанам темно-синим платком.

Рядовой Фискер и лейтенант Ральф Гарретт обменялись изумленными взглядами, пришпорили лошадей и галопом помчались навстречу.

Но Майя явственно ощущала, что часть ее осталась в пустыне. У Рашида.

Но почему мы на мосту времен

Встречаемся на миг и расстаемся?

Приветствие – и снова разойдемся…

А сердце неизменно хочет знать:

Прощаемся, чтоб встретиться опять?

Ах! Как понять?

Ричард Фрэнсис Бертон. Касыда Хаджи Абду эль-Йезди

Элизабет Хьюз, урожденная Гринвуд, беззвучно закрыла дверь гостевой комнаты и на цыпочках спустилась по крутой лестнице. На полпути вниз она, как ей показалось, услышала шорох, остановилась и прислушалась. Но поняла, что это всего лишь капли дождя, с шумом бьющие по крыше и окнам, облегченно выдохнула и продолжила путь на средний этаж. У двери в салон она остановилась. Горничная – она все еще называлась Бэтти, хотя едва ли была моложе хозяйки дома – явно старалась как можно тише возиться с сервировочным столиком, наливать чай и ставить наполненные чашки на низкий столик, рядом с огуречными сэндвичами и нарезанным кексом. Тетя Элизабет с сочувствием смотрела на широкие плечи в красном мундире с золотыми галунами, выглядывающие из-за низкой спинки кресла, на затылок с гладко расчесанными песочными волосами, слегка склоненный вперед. Бедный мальчик, заснул прямо на месте.

– Спасибо, Бэтти, – с кивком прошептала она, когда добрый гений дома присела перед ней в реверансе и отправилась обратно в кухню, и на цыпочках зашла в салон, чтобы подложить под усталую голову мягкую подушку. Но лейтенант Ральф Гарретт не спал.

– Отвези меня в Бат, – услышала она шепот. Слова слетали с его губ искаженными, словно у него не было сил говорить. – Она все время твердила: отвези меня в Бат, к тете Элизабет.

Вместо того чтобы, как собиралась, принести с дивана подушку, тетя Элизабет повернулась к низкому шкафчику неподалеку от двери, с оханьем нагнулась, повернула ключ и достала из дверец с вырезанными фруктовыми корзинами два пузатых стакана и закупоренный пробкой хрустальный графин.

– Не знаю, в чем дело, – начала она, захлопнула локтем дверцы, направилась к гостю и со вздохом опустилась на диван, – но без коньяка тут явно не обойтись.