Владимир Высоцкий. Человек народный. Опыт прочтения биографии - Дмитрий Силкан

Максим Замшев: По поводу «талантливости» или «художественной одаренности» — деятелей культуры не очень стоит-то и слушать. Они вообще крайне ревнивый народ и никого кроме себя гениями не считают. Популярность Высоцкого, конечно, очень многих травмировала. Но так всегда бывает! И наше время — не исключение!

Александр Цуркан: Трудно не отметить активное неприятие Высоцкого коллегами: тут и зависть, и ревность, и снобизм, и цеховая гордость, и творческая мнительность — все! В театре у Высоцкого случались разные интриги: так что даже, бывало, он ни с кем из коллег просто не здоровался. И шел в театр, как с шорами у лошади — никого не замечая. Зависть страшная была, буквально — лютая ненависть к нему. Многое Любимов ему прощал. Он понимал, кто такой Высоцкий, любил его — как интеллектуал, как человек, знающий поэзию, понимал, кто перед ним! Боровский тоже сразу понял, Бортник тоже. Но думаю, что многие в театре так и не поняли…

Андрей Левицкий: Лично мне трудно говорить что-то про Владимира Высоцкого и не думать про Таганку и про Юрия Любимова. Я знаю, что в театре Высоцкого очень многие недолюбливали. Причем именно вследствие творческой и обычной человеческой зависти. Когда Высоцкого не стало, Давид Львович Боровский сказал Любимову: «Ну вот и закончилась твоя борьба с актерами за Володю!» Мне об этом, кстати, рассказывал сам Боровский.

Александр Цуркан: Думаю, что зависть к Высоцкому как к актеру была очень сильной. Вот этот весь как бы «эстетизм», а-ля: мы, мол, больше знаем, понимаем про актерскую профессию! Что там Высоцкий? Мы же, мол, знаем, как Лоуренс Оливье играл Гамлета, как Смоктуновский играл… Что вы равняете? Это же совершенно разные вещи. Гамлет не был эстетом — времена были жестокие: он был грубым, жестким! В то время они же спали на шкурах. И ели руками, сидя на тех же шкурах. Пистолетов не было, и чтобы убить противника, нужно было подойти вплотную — видеть его глаза, наполненные страхом или яростью. На войне нужно было именно зарезать друг друга: выпустить кровь, перерезать жилы или дубинкой забить. И Высоцкий именно такого Гамлета и играл! И мне очень нравится фильм Гибсона: нравится, как он играет. Мне его Гамлет — всех ближе по эпохе. Смоктуновский тоже играет гениально, но это уже другой Гамлет, другой эпохи, века так XVIII-го, но никак не XV-го или XVI-го.

Александр Цуркан: Я знаю, что Высоцкого обожали те, кто сам обладал значительным талантом. Такие люди понимали, что это за душа перед ними! Потому что, будучи большими актерами, играя огромные роли, вникая в огромные чувства — а Таганка играла только классику, только вечная проза или стихи великих поэтов! — там всегда были огромные, глубокие драматические чувства. Их гениально разрабатывал Юрий Петрович Любимов. Он в своих больших актеров буквально «ввинчивался»: их воспитывал, очеловечивал их. Большие актеры в Театре на Таганке — были еще и большими людьми, с большой душой. Вот они Владимира Высоцкого просто обожали! Те же, кто мало что играл — те завидовали, гадствовали, жаловались: почему, мол, он едет туда на гастроли, а не они? Почему, мол, опаздывает, выпивает? Почему сорвал спектакль… Но они масштаб личности Высоцкого просто категорически не принимали! Хотя, наверное, их можно, по-своему понять: что им еще оставалось?

Александр Чистяков: Я бы назвал это «сговором гениев». Гениальный Любимов брал к себе в театр самых талантливых! Ведь когда он принял в труппу Высоцкого, тот еще не был известен как автор-исполнитель. Гениальный Говорухин также не стал бы делать ставку на Высоцкого, начиная с самого первого своего фильма «Вертикаль». Если мы посмотрим тех, кто работал и дружил с Высоцким, то увидим длинный ряд гениальных личностей. Это — представители высшей творческой касты, в отличие от остального богемного болота. Те же, кто прозябал в этом болоте, яростно завидовали гениям. Но сами гении — друг друга поддерживали, понимая одаренность каждого.

Валерий Минаев: Я хорошо знал и много общался с Юрием Любимовым: он был дружен с Юрием Афанасьевым, ректором и создателем РГГУ, под началом которого я работал долгие годы. Помню, даже несколько дней провел вместе с Любимовым в Италии, когда там проходили «Дни России». В жизни Любимова очень расстраивало — а иногда и просто злило, даже ожесточало! — несовершенство мира. В том числе и несовершенство «этих сучьих детей», актеров театра, с которыми его свела судьба. Неслучайно он не раз подчеркивал, что актеры — это почти несуществующие личности. Они, мол, сложены из многих своих ролей да из того, что вытягивает из них режиссер. Юрий Петрович не любил рассказывать о Высоцком — мне показалось, что вопросы о Высоцком его как бы «мучали»: он весьма неохотно, даже с неким раздражением, на них отвечал. Думаю, между ними существовала определенная творческая ревность. Причем в основном, я считаю, именно со стороны Любимова.