Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи - Михаил Погодин

Генерал Ермолов, свидетельствуя пред лицом государя императора об успехах князя Мадатова, писал: «Не могу, государь, довольно похвалить отличное служение генерал-майора князя Мадатова, коего каждое действие служит доказательством верности, деятельности и храбрости неограниченных; должен и то вашему императорскому величеству всеподданнейше донести, что, хорошо зная здешние народы[173], он употребляем здесь с особенною пользой, имея способность внушить мусульманам усердие к службе вашего императорского величества».

По достижении первой и главнейшей цели, для которой составлен был отряд князя Мадатова, он остался в лагере близ Дербента ждать дальнейших повелений генерала Ермолова, который, окончив в сие время построение в Андреевской станице крепости Внезапной, намеревался уже без отлагательства приступить к покорению акушинцев, чему отряд князя Мадатова должен был содействовать.

Вследствие предписания генерала Ермолова князь Мадатов 18 ноября выступил с своим отрядом… Генерал Ермолов прибыл со значительными силами в город Терки, куда для совещания о дальнейших предприятиях военных действий приглашен был и князь Мадатов… В селении Шора отряд князя Мадатова соединился с частью войск генерала Ермолова. Князю Мадатову вверено было командование авангардом.

По мере приближения авангарда к селению Урума (первому акушинскому, у подошвы высот Калантау) по ту сторону села, в расстоянии почти 10 верст, виден был высокий хребет гор, представляющий амфитеатром три высоты, постепенно понижающиеся к стороне селения. Горы сии были усеяны толпами народа, скопившегося в бесчисленном множестве около небольших укреплений, в которых развевались сотнями разноцветные знамена. Это была первая укрепленная позиция двадцатитысячного акушинского ополчения. 12 декабря авангард занял селение Урума без выстрела.

16-го числа прибыл генерал Ермолов с главными силами. Вскоре явились уполномоченные старшины акушинского народа. Генерал Ермолов принял их ласково. Неожиданный прием произвел на них действие совершенно противное тому, которое произвел бы он на представителей народов образованных: вежливость генерала была приписана страху и желанию кончить все распри миролюбиво.

Надобно сознаться, что трудности местоположения, по которому войска должны были проходить в сие позднее время года, и несравненно важнейшие затруднения, которые еще предстояли, как при самом овладении крепчайшею позицией, защищаемою многочисленным войском, так и дальнейшее после того следование, к самому городу Акуше, лежащему в 80 верстах от оной, и притом по местам чрезвычайно гористым, весьма населенным и вовсе нам неизвестным, подали старшинам повод усомниться в успехе предприятия. Ежели присовокупить к сему славу непобедимости, которая искони приписывалась этому народу в Дагестане, особенно же со времени разбития войск страшнейшего во всей Азии завоевателя Надир-шаха, то самонадеянность уполномоченных старшин народа акушинского объяснится весьма естественным образом.

Самые умеренные предложения генерала Ермолова к восстановлению согласия и предупреждению пролития крови были отвергнуты с высокомерием.

Упорство старшин акушинских, обнаружившее мнение всего народа, огорчило генерала Ермолова. Как вовсе неудобно было действовать с успехом артиллерией, в коей состоит главное преимущество оружия нашего против горцев, то генерал Ермолов весьма основательно страшился потерять, может быть, несколько тысяч человек и приступил к неприязненным действиям с особенною осторожностью и осмотрительностью.

В продолжение двух дней предпринимаемы были форсированные рекогносцировки по всему фронту неприятельской позиции, пролегавшей по трем хребтам гор, параллельно один над другим возвышающимся; все протяжение оной составляло около 10 верст, примыкая обоими флангами к неприступным утесам. У подошвы хребта правого фланга позиции пенилась речка Манас и пролегала дорога в Акуту; продолжение же сего высокого и скалистого хребта, отвесисто как бы рассеченного речкою, не было занято неприятелем, вероятно, потому, что он чрезвычайно гористые места, лежащие по ту сторону речки, почитал совершенно неприступными. Это обстоятельство обратило на себя особенное внимание генерала Ермолова, посему он лично предпринял усиленную рекогносцировку. Неприятель почел ее за намерение начать решительный приступ и, нисколько не препятствуя движению генерала, с большим криком ожидал его в своих укреплениях.

Не было ни малейшего сомнения в том, что неприятельскою позицией можно овладеть без большой потери, если только откроется хотя малая тропинка, ведущая к возвышениям по ту сторону речки, тропинка, по которой бы возможно было втащить артиллерию. Но ближайшее подробное разыскание местности не могло быть предпринято днем; ибо все эти места были открыты взорам неприятеля, для коего намерение сие долженствовало оставаться тайною, дабы он не занял крутых возвышений, лежащих по ту сторону речки, и тем не уничтожил последней надежды к отысканию средств обойти позицию. Для отвращения подозрений и чтобы не дать повода неприятелю думать, что обозревающие обращают какое-либо внимание на означенные высоты, войска возвращались в лагерь вдоль подошвы хребта, занятого неприятелем, и останавливались при каждом выходящем из оного ущелий, как бы отыскивая удобных мест для приступа. Едва только смерклось, как несколько татар и линейных казаков были посланы для отыскания дорожки к упомянутым высотам. Около полуночи они возвратились и привезли радостное известие, что есть тропинка, хотя весьма трудная, по которой с помощью людей можно будет артиллерию втащить на высоты. В два часа приказано было всем войскам выступить (19 декабря).

Огни неприятельские уже угасали, когда весь отряд находился не далее, как на пушечный выстрел от укреплений; передовые посты, по-видимому, заснули, ибо они ничем не возвестили о приближении русских. Это благоприятное обстоятельство не только дало генералу Ермолову время расположить главные силы отряда в надлежащий боевой порядок, но и доставило возможность князю Мадатову, долженствовавшему ночью обойти правое крыло неприятельской позиции, преодолеть неимоверные препятствия, которые природа представляла следованию войск с артиллерией по тропинке, едва проходимой для одних пеших. Когда совершенно рассвело, неприятель с удивлением увидел пред собою главные силы генерала Ермолова, а с правого фланга позицию, обойденную отрядом князя Мадатова.

Генерал Ермолов первый открыл огонь из орудий. Невозможно было действовать пехотою, по причине неприступности неприятельской позиции, которая, сверх всего, еще была укреплена тремя линиями редутов. К счастию, отряд князя Мадатова успел уже занять главные высоты без выстрела. Бесчисленные толпы неприятельские, видя опасность с правого фланга, в больших силах спешили перейти за речку и с ужасным криком и ругательствами бросились на его отряд, который встретил их картечью, а вся пехота, разделенная на три колонны, бросилась в штыки. Неприятель нигде не выдерживал атаки и бежал с одной позиции на другую на пространстве 5 верст. Тогда отряд князя Мадатова по местоположению не только уже находился во фланге неприятельской позиции, но даже, к счастию, и высоты, им занимаемые, господствовали над оною в самом близком расстоянии, хотя отделялись от оной непроходимым оврагом, орошаемым речкою Манас. Невзирая на урон, наносимый горцам действием артиллерии генерала Ермолова, они не поколебались в своей позиции, а старались только прятаться за укреплениями, пока артиллерия князя Мадатова с правого фланга открыла жестокую пальбу вдоль всей их линии; тогда, не выдержав перекрестного огня, они обратились в бегство так стремительно, что многие убились, падая с отвесных скал, и спасшиеся в короткое время скрылись в бесчисленных ущельях гор.