Рим. Цена величия - Юлия Голубева

– Тебе не обязательно изменять своему любимому, – сказал Персик. – Почему ты считаешь, что Макрону только это от тебя и нужно? Ты сможешь держать его на расстоянии. Влюбленные мужчины в этом возрасте испытывают чувства совсем отличные от чувств влюбленных юнцов. Сыграй на тонких струнах его души, заставь его мечтать, томи обещаниями, питай надеждами, допускай лишь нежные поцелуи. – Фабий сделал паузу, окрыленный новой мыслью. – Если ты сведешь его с ума, то он пойдет ради тебя и на убийство, только направь его руку в нужный момент.

– Убийство? – в ужасе прошептала Клавдилла.

Но блеск глаз Фабия позволил ей верно прочесть невысказанную вслух опасную мысль, и она радостно улыбнулась. Даже не подумав о последствиях, она нагнулась к Персику, выпустив покрывало из рук, и от души его поцеловала. Павел издал вопль возмущения:

– Что же ты делаешь, бесстыдница!

И Юния наконец-то заметила, как угрожающе топорщится его туника ниже пояса. Звонко смеясь, она спаслась бегством, оставив Фабия одного. Он мучительно нагнулся, дикое желание резко сменилось ноющей болью. Нелегко общаться на серьезные темы с полуобнаженной прекраснейшей на земле девушкой такому страстному мужчине. Он вздохнул и направился в свою кубикулу к Друзилле растрачивать накопившийся пыл.

Еще одно потрясение ожидало его при входе. Юния, притаившись за пологом, ожидала его. «Забыла спросить», – шепнула она, ухватив его за локоть. И тут он не удержался, резко привлек ее к себе, ощутив прелесть упругой груди, и впился жадным поцелуем в алые губы. Руки опустились, обхватив ее ниже талии. Юния попыталась вырваться, но сопротивление постепенно ослабло из страха быть услышанными, и неожиданно для себя она ответила на его поцелуй, и едва он ощутил ее вкус, как застонал, руки его потянули ткань синфесиса вверх, обнажая ее бедра. Он приподнял ее, прижав к стене, страстно изогнувшись, она обхватила ногами его талию, и Фабий резко вошел в ее влажное теплое лоно. Ногти ее впились ему шею, сладкая истома заставила выгнуться их тела, и Персик поцелуем заглушил крик, готовый слететь с ее припухших губ. Клавдилла встала на непослушные ноги, устало положив голову ему на плечо.

– Извини, – шепнул Фабий. – Я не смог сдержаться. Ты самая дивная любовница. Прекрасней тебя я не встречал никого.

– Я виновата и знаю это, – тихо молвила Юния. – Наверное, часть моей души хотела этого втайне от сердца. Но я не жалею, да и как могу.

– Фабий! Это ты? – послышался капризный голосок Друзиллы.

Они вздрогнули.

– Мне пора, – шевельнулась Юния в его объятиях. – Мне стоит рассказать Гаю о Макроне?

– Не думаю, – ответил Персик, нежно целуя ее. – Скажи мне лучше, я могу надеяться?

Юния ничего не сказала, но он уловил в ее выдохе беззвучное «да». Она убежала. Фабий помедлил еще мгновение, приводя в порядок мысли, и шагнул в кубикулу.

Клавдилла стремительно шла по боковому коридору перистиля, где рабы даже не успели убрать свадебные гирлянды. Голова ее кружилась от пережитого, ей хотелось забиться в уединенный уголок, обдумать и осознать случившееся. Она изменила! Изменила любимому Сапожку! Изменила с тем, кому только что клялась, что никогда не познает объятий других мужчин, кроме супруга. Сердце ее отказывалось верить, но это произошло, и надо было придумать, как жить дальше. Однако по пути в триклиний беспокойство и угрызения совести вытеснялись сладостным воспоминанием о всплеске всепоглощающей страсти, и Клавдилла поняла, что вступила на следующую ступень своей новой жизни, ступень свободы и вседозволенности. Ей, точно моряку в бескрайнем море, открылись заманчивые горизонты, и она обводила их жадным взглядом. На одном уже маячила мощная фигура Невия Сертория. Теперь ей будет с ним легко.

Поэтому в триклиний она вступила уже обновленной и спокойной. Калигула жевал огромный персик, развалившись на обеденном ложе. Янтарный сок стекал по его подбородку. Громадные ступни покоились на столе среди опрокинутых чаш. Глаза его потеплели при виде жены.

– Любимая, ты уже проснулась! – радостно воскликнул он. – Мне уже надоело завтракать в одиночестве. Гости спят, точно сурки в норах зимой, я не мог никого дозваться. Только Макрон удостоил меня своим обществом.

Юния подавила в себе желание пересказать ее беседу с Невием, легла рядом с мужем, выхватила у него остатки персика и жадно надкусила. Он был так же сладок, как и поцелуй Фабия. Косточка полетела под стол.

Она придвинула к себе блюдо с языками фламинго, украшенное оливками.

– Проголодалась после минувшей ночи? – ласково спросил Гай. – Поешь, наберись сил, я собираюсь провести с тобой в постели весь день. Сегодня некуда спешить.

Она обернулась к нему, Гай привлек ее и принялся осыпать поцелуями.

– О боги! Как ты прекрасна, моя любимая! Я так счастлив, что ты моя жена!

Юния сладострастно потянулась на широком ложе, приоткрыв роскошную грудь, Калигула обхватил губами ее розовый сосок, рукой погладил ее щеку, и Клавдилла нежно прикусила ему палец, лаская язычком. Не в силах сдерживать нахлынувшее желание, он нетерпеливо подмял ее под себя, и они занялись любовью, не стесняясь испуганных рабов. Они даже не обратили внимания на эти безмолвные привычные тени.

Их уединение нарушил приход Фабия и Друзиллы. Клавдилла поспешила спрятать глаза от испытующего взгляда Персика. Сестра с братом затеяли словесную перепалку, а Павел уже внимательней посмотрел на Юнию. Он и сам не мог до конца поверить в то, что произошло меж ними совсем недавно. Фабий любовался ее ленивой грацией, томным взором, усмешкой красивых губ, роскошью белокурых волос, точеной шейкой, изящными руками, он почувствовал, как постепенно начинает сходить с ума от любви и что желание вновь зажгло огнем его чресла. В тот момент Друзилла ласково коснулась его руки, предложив вина, но он поспешно отпрянул. Теперь она казалась ему грубой крестьянкой рядом с царицей, он не понимал, как мог увлечься ею, если рядом всегда была чудная, божественная Юния. Ему стали понятны страдания Макрона, отчаяние бешеного Домиция, которых так изменила любовь к богине, заставила стать одного безвольной игрушкой, а другого глупым и смешным подражателем Аполлону.

Пытаясь бороться с новым, поглощающим душу чувством, которого не испытывал уже много лет, он стал укорять себя, как мог так поступить с женой того, кого считал своим сыном. Но в этот миг Юния подняла свои длинные ресницы и погрузила свой взор в самую глубину его души, и яркое пламя любви, зажженное ее страстным взглядом, вспыхнуло, чтобы навечно остаться гореть, испепеляя голос разума. До самой смерти. А кто знает меру, отведенную безжалостными богами?

Фабий многое прочел в этом взгляде. Это было и обещание тайных свиданий, и безудержный разгул темной преступной страсти, и бесконечное вожделение. Павел осознал для себя, что объятия других женщин уже больше никогда не прельстят его. И сердце его мучительно сжала жестокая богиня ревности, когда Калигула, все еще занятый разговором с сестрой, нежно обнял Юнию и Клавдилла с любовью посмотрела на мужа. Фабий понял, что сердце царицы никогда не будет полностью принадлежать ему, но уже было поздно думать и страдать из-за этого. Пламя нового чувства ярко сияло в душе.