Рим. Цена величия - Юлия Голубева

Они еще какое-то время перекидывались взглядами, перепалка между Друзиллой и Калигулой приобретала все более угрожающий характер, и их громкие крики привели в чувство остальных участников трапезы.

– Гай, Друзилла! – произнесла Юния. – Перестаньте так шуметь! У меня уже болит голова! И бессонная ночь дает о себе знать!

Она томно потянулась, как бы невзначай прижавшись к мужу. Мужчины напряглись. Друзилла беззаботно смеялась:

– Ох, Юния, знала бы ты, за кого вышла замуж! Гай – невыносимый спорщик! Ливилла и Агриппинилла с радостью со мной согласятся!

– У нас пока не было поводов для ссор, но время еще покажет, – серьезно сказала Юния, но в уголках ее губ таилась усмешка.

В триклиний вошли Ливилла с Виницием. Следом ввалились навеселе Лициний, Ганимед и Статилий Корвин. Они шумно приветствовали собравшуюся компанию.

– Почему с вами нет Эннии? – спросила Юния у Ливиллы. – Макрон сегодня отбыл на Капри из-за пожара, вам следовало привезти ее с собой.

– Мы посылали раба, – ответил Виниций, – но Энния еще отдыхает. Вероятно, прибудет позже.

Номенклатор ввел еще гостей – Марка Силана и старого трясущегося Гатерия Агриппу. «Вот только стариков не хватало», – шепнул Калигула жене, она тоже недовольно поморщилась.

Гости продолжали съезжаться, и к вечеру триклиний был заполнен. Началась репотия, где Юния была полноправной хозяйкой, вступив, согласно обычаю, в роль правительницы своего нового дома.

Яркое майское солнце щедро дарило тепло благословенному острову Капри. Потоки его ласковых лучей согревали Тиберия. Каждую ночь невыносимо ныли больные суставы, целебные мази Харикла уже не помогали. Врач изобретал все новые, более действенные средства, но боль все равно возвращалась и мучила сильнее.

Цезарь в одиночестве сидел на высокой террасе, потягивая вино из греческой чаши. Новая золотая роспись стен виллы сияла на солнце, заставляя щуриться от ярких отблесков. Но Тиберия это не смущало, он был доволен работой мастеров. Бескрайнее море плескалось перед ним, отливая матовым блеском перламутра, чайки метались над водой, и их резкие крики разносились далеко вокруг.

Море завораживало императора, он мог часами наблюдать за игрой волн в любую погоду, будь то бешеный шторм с пронзительным завыванием бури или тихая рябь полного штиля. Он научился любить море со времен своей ссыльной жизни на Родосе. Оно было сродни его бурной, полной тревог жизни. Когда мощный ураган вздымал высоченные волны с пенистыми шапками, Тиберий припоминал сражения во главе легионов Августа от Дуная до Эльбы, покорение паннонских мятежников и славные дни триумфа. Безжизненная рябь наводила на счастливые воспоминания о жизни с Випсанией; ее робость, скромность и тонкая, дивная красота до сих пор сводят его с ума. Она давно уже умерла, но в сердце императора жила по-прежнему молодой и прекрасной. Ему вспомнилась последняя встреча с ней.

Их носилки столкнулись посреди многолюдной улицы. Носильщики кинулись разнимать поручни, и в тот момент обеспокоенная Випсания приподняла занавес. Он обомлел, когда увидел ее. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, и он мог поклясться, что безграничная любовь была в ее взгляде. Во взгляде теперь уже чужой жены. Носилки сдвинулись с места, и тогда он закричал своим громким голосом, требуя остановиться. Но ее рабы не замедлили хода, и уже вслед он окликал ее, заклинал вернуться, выплескивая на виду у прохожих боль своей любви. Но ее занавес более не поднялся.

Ливии в тот же день стало обо всем известно, и по ее наущению Август издал официальный указ, где запрещал им встречаться. И, чтоб это не произошло нечаянно, соглядатаи императора заранее выведывали ее путь. Даже сейчас Тиберий помнил мельчайшие черточки ее прекрасного лица, каждую складку розовой столы и грустные морщинки вокруг прекрасных глаз, которые столько лет заставляли его плакать во время бессонных ночей. Он тосковал, точно дикий зверь, у которого безжалостный охотник убил подружку. Охотником была его мать, насильно женившая его на развратной Юлии, дочери Августа, до безумия влюбившейся в молодого прославленного полководца.

Много воды утекло с тех пор. Тиберий жестоко отомстил Ливии за свою поруганную любовь, нанеся удар по больному месту матери. Он лишил ее власти, той безграничной власти, что приобрела она над империей благодаря мягкости Августа. И сейчас старик довольно потер руки, вспомнив, как она в бессилии изливала свой гнев, беснуясь и угрожая. Он зашел куда дальше, отменив указ сената о ее обожествлении после смерти. Пусть вечно пребывает в Тартаре ее злобная тень! Ей никогда не увидеть своего божественного мужа, распивающего нектар в сонме богов.

Глубокая печаль стиснула сердце цезаря. Все, кого он любил и кем дорожил, покинули его один за другим. Первой в этой череде потерь стала Випсания, затем Сеян предал его, Нерва ушел из жизни, а несколько дней назад умер Фрассил. Теперь он остался совсем один…

В тот теплый дивный вечер ничто не предвещало беды. Они ужинали вдвоем с астрологом в тени раскидистого платана. Низкий столик был заставлен изысканными яствами, лилась нежная мелодия, наполняя вечер прелестью и спокойствием.

Неторопливо текла беседа, приправленная цитатами. Тиберий, по обыкновению, забрасывал астролога вопросами из греческой мифологии, наслаждаясь его промахами. Недаром же цезарь слыл самым искусным знатоком мифов.

Неожиданно Фрассил замолчал на полуслове и закрыл глаза.

– Что ты? – спросил Тиберий, видя, как бледность начинает разливаться по лицу астролога.

Тот приподнял тяжелые веки.

– Фрассил! Ты слышишь меня? – повторил Тиберий, тронув холодную кисть собеседника.

– Я ухожу вслед за Нервой. Прощай, цезарь, – вдруг вымолвил тот. – Пришло мое время. Я чувствую, как веет вокруг меня дыхание бога смерти. Но я рад, что наконец-то свободен от страха в душе, ведь ты всегда был змеей на моей груди, готовой ужалить. Жди свою змею!

Тиберий опешил, а Фрассил опустил веки, чтобы больше никогда не поднять их вновь…

Тиберию и сейчас было неприятно вспоминать последние слова Фрассила. Неужели астролог так и не смог простить ему то жестокое испытание, которому подверг его Тиберий более тридцати лет назад?

Тогда Тиберий, всеми забытый, в безвестности прозябал на Родосе, тщетно взывая к милости Августа. Именно в то время он увлекся предсказаниями по звездам. В те годы это было строжайше запрещено законом. Но верные Тиберию люди разыскивали и привозили на остров астрологов, чей жизнный путь обычно прерывался после краткого свидания с будущим цезарем. Их сбрасывали в море с высокой скалы. И вот перед Тиберием предстал Фрассил.

Они встретились в темном портике тайком. Астролог долго смотрел на небосклон, жуя уголком рта тонкую травинку.

– Звезды – твои, Фортуна наконец-то повернулась к тебе.

Тиберий мрачно усмехнулся. Сколько он видел пред собой подобных шарлатанов? И сколько раз уже слышал подобные фразы?