Оборотень - Евгений Сухов

Плохо при нем было не только обиженным и «мужикам», даже блатные начинали поскуливать, оглядываясь на сучьи замашки вора в законе Мякиша.

Бирюк предложил провести перевыборы смотрящего не случайно: он был уверен, что блатные выберут его и без поддержки большого сходняка. Он хотел преподать Мякишу хороший урок, но не в сучьих традициях, которыми отличалась зона, а по воровским понятиям.

Мякиш был недоволен. Братва совсем распоясалась, и на двери его каптерки, где он обычно любил распивать чаи, какая-то злодейская рука вывела белой краской: «Мишка — сука». Мерзкая надпись, ничего не скажешь!

Смотрящий поднял всех блатных на ноги, повелел разыскать наглеца, но все их старания ни к чему не привели.

Дальше — больше. Едва была закрашена позорная надпись, как тотчас появилась новая: «Суке пришла половина». Что указывало на досрочное освобождение. Ни для кого не было секретом, что Мишка Мягков добивался досрочного освобождения, а в его положении это было весьма постыдно. Это суке пристало считать денечки до «красного» дня календаря, а вор отсиживает от звонка до звонка и никогда не унижается до снисхождения. В этот раз сыскари Мякиша оказались попроворнее — уже через час они выяснили, кто был этот писатель. Им оказался пацан, который находился под покровительством Бирюка, и запомоить его было равносильно тому, как если бы бросить вызов самому Бирюку, а отважиться на такую дерзость Мякиш не смел. Однако он наказал своим шестеркам замочить всякого, кто станет неуважительно высказываться в адрес смотрящего.

Не надо было быть провидцем, чтобы понять, что власть Мякиша в лагере тает так же стремительно, как снеговик на весеннем апрельском солнышке.

Даже «мужики», еще совсем недавно тихие, стали выражать открытое неудовольствие излишними привилегиями блатных.

Мишка явился к Тимофею Беспалому, не скрывая своего раздражения. У него были причины обвинять хозяина в непоследовательности: полковник обещал изолировать Бирюка в одном из старых бараков, но вместо этого Бирюк расхаживал по зоне, словно по собственной квартире.

Беспалый с самым серьезным видом выслушал претензии Мякиша. Несмотря на некоторое охлаждение к своему подопечному, он считал его важным винтиком в созданной им лагерной машине. А за агента такого уровня, каким был Мишка, можно было сдать с десяток рядовых стукачей. Конечно, в последнее время Мягков стал вести себя несколько странно, считая себя на зоне едва ли не козырным тузом. Но за те услуги, которые он оказал Беспалому, можно было простить его нелепые поступки.

— Скоро зеки начнут морщиться только при одном упоминании моего погоняла, — раздраженно жаловался Мякиш.

— Дави всех несогласных! — коротко распорядился Беспалый.

— Если так дела пойдут дальше, то мне придется прижать всю колонию, — с досадой выдохнул Мякиш. — Вчера я влепил одному блатному пощечину за наглую улыбочку. Нервы, знаете ли! Не удержался. Хотя братва таких поступков не одобряет, в конце концов, я законный, а не какой-то там бык.

— И что же ты предлагаешь? Беспалый посмотрел в упор на Мишку и увидел, как глаза вора злорадно загорелись.

— Что я предлагаю, спрашиваете? Надо запереть Бирюка вместе со всей его сворой в барак и приставить к нему вертухаев понадежнее.

Беспалый едва удержался, чтобы не съязвить:

«А расстрелять его не надо?» Но отвечал, со всей серьезностью:

— А ты не боишься последствий? Зекам может это не понравиться.

Все— таки они его считают смотрящим…

— На зоне смотрящий я, а не он! — отрезал Мякиш. — Что касается остального… побазарят и успокоятся. А потом, это будет для него хорошим уроком.

Тимофей Егорович был из того племени хитрых начальников, которые использовали для своего блага любые трения между заключенными, порой даже искусно сами создавая их.

— А ты проведи сходняк, — предложил Беспалый. — Если воры выберут тебя снова смотрящим, то Бирюку придется утереться.

— А если не выберут? — буркнул Мякиш неуверенно.

— Ну, это уж моя забота, — загадочно ответил начальник колонии.

Блатные собрались в БУРе в количестве пятнадцати человек, хотя по всем правилам должны были прийти восемнадцать, но еще утром троих горластых воров, которые Бирюку в рот смотрели. Беспалый распорядился отвезти на соседнюю зону — якобы на медосмотр, но Мякиш смекнул, что «кум» просто ему подыграл и лишил Бирюка поддержки…

Бирюк с интересом посматривал на сторонников Мякиша. Ему было любопытно узнать, чем же таким особенным мелкий воришка сумел привлечь на свою сторону уважаемых воров, парившихся в зоне уже не первый год. Большинство из них были воры с понятием, и Бирюк с легкостью отнес бы их к правильным, если бы они не симпатизировали Мишке Мягкову.

Одним из таких был карманник Репа, получивший кликуху за желтоватый цвет лица. Он был когда-то карманником высочайшего класса, за что ему в ментовке сломали пальцы. Репа пользовался заслуженным авторитетом среди братвы, но сейчас напоминал обычного быка и готов был предупредить любое желание пахана. Другого его кореша нарекли Лупатый, за выпученные, словно у жабы, глаза. Некогда Лупатый промышлял квартирными кражами и пользовался огромным уважением среди блатных, но потом неожиданно поменял квалификацию и стал держателем катрана. «Каталы» утверждали, что его катран был один из самых надежных в Союзе, и народ к нему всегда захаживал денежный и серьезный.

Вращаясь в среде шулеров, он не растерял былого авторитета, а, наоборот, умножил его — благодаря своей новой деятельности. Трудно было догадаться, что же заставило такого уважаемого человека, как Лупатый, глядеть теперь Мякишу в рот. Деньги? Но каждый из воров по-своему бессребреник, а если чем-то и дорожит, так это несколькими глотками горячего чифиря. Возможно, Мякиш знал о нем нечто такое, что держало именитого вора на коротком поводке и заставляло его смотреть в рот смотрящему и послушно кивать на каждое его слово.

Любой из воров дорожил своей репутацией точно так же, как девица невинностью. Бирюк вспомнил случай, когда один из блатных — крепкий вор, специализировавшийся на угонах государственных «Волг», — был осужден за распространение порнографии. Позорная статья смыла его былой авторитет, и, как он только ни доказывал братве, что это все происки ментов, кодла в ответ только издевательски хохотала. И даже молодые быки принялись тыкать ему в спину пальцами, словно презренному чсрнушнику…

Третьим из ближайшего окружения Мякиша был молодой вор с погонялом Распутин, отбывавший срок за «гоп-стоп». С печально известным старцем его роднили сатанинские глаза, а также то, что он мог вогнать в грех целый женский монастырь во главе с престарелой игуменьей. Он был карающим мечом Мякиша и в своем подчинении имел гвардию из сотни быков. Мишке достаточно было шепнуть ему о ненадежности кого-либо из зеков, как распутинская банда могла буквально разорвать неблагонадежного на куски.