На исходе каменного века - Михаил Павлович Маношкин

Так будет спокойнее всем. А дома оставался Уор. Он смел, силен, рассудителен и, как Гал, добр и внимателен к женщинам и детям. На него можно было положиться.

Прежде чем покинуть близких, Гал и Эри надолго обеспечили их мясом, рыбой и дровами. После этого они собрались в путь.

Уора Гал предупредил:

— Глаза у тебя должны быть зорки, руки тверды, а разум крепок. Мы вернемся вместе с Рослыми Людьми!

Он ступил на тропу вниз, Эри молча последовал за ним. Он ни с кем не простился, только бросил взгляд на Туин и отвернулся, заметно смущенный. В последний момент он все-таки выдал себя!

Уор с недоумением повернулся к Туин:

— Эри прощался с тобой не как со всеми! Ты боишься за него? Ты не хотела, чтобы он уходил?

— Нет-нет!.. — Туин с мольбой взглянула на мужа.

Такой испуганной и беззащитной Уор еще не видел ее. Его недоумение погасло перед ее растерянностью. Он не любил осложнять ситуации. Туин была с ним, принадлежала ему, она родила ему сына, она и впредь останется его женой. Все это было очевидно и неоспоримо — перед этим фактом лишние слова и расспросы не значили ничего.

— Тебе не надо бояться, что отец и Эри ушли, а мы остались здесь, — улыбнулся он. — Они вернутся вместе с Рослыми Людьми!

Женщины повеселели, улыбнулась и Туин: все будет хорошо!

А Риа с удовлетворением подумала, что ее старший сын — настоящий мужчина, он великодушен, как Гал.

* * *

Гал и Эри быстро продвигались вдоль реки, а когда левый берег, по которому они шли, стал чересчур низким и сырым, они переправились на противоположную сторону Дуа.

Переправа была легкой и скорой. Им потребовалось лишь связать шнурами два подходящих бревна, и плот был готов. Еще проще было сделать весла: палок-рогаток валялось на берегу сколько угодно, а куски кожи Гал и Эри несли с собой. Оставалось только закрепить кожу на рогатках.

Переправляясь через Дуа, Гал через плечо поглядывал на сына. Оседлав, как Гал, плот и опустив ноги в воду, Эри сосредоточенно работал веслом и, казалось, не обращал внимания на пугающую ширь и мощь реки. Только лицо, побледневшее от напряжения, выдавало его тревогу. «Сын держится достойно мужчины, — с удовлетворением отметил Гал. — Он непременно подружится с Дуа…»

О том же думал Эри. Когда плот коснулся правого берега и отец с сыном ступили на землю, Эри сказал:

— Отец, Дуа ничего не стоило поглотить меня. Я хочу научиться плавать, как ты.

Теперь они ежедневно купались в Дуа, и Гал учил сына плавать. Вскоре Эри уже мог держаться на воде.

За день они делали не менее шестидесяти тысяч шагов. Поднимались с солнцем, завтракали, шли до полудня, потом обедали, отдыхали и опять шли — до вечера, не задерживаясь, даже если поблизости были хищники. Гал уже много раз встречался с ними и побеждал их. Своим тяжелым копьем он мог насмерть уложить льва, ударом палицы свалить быка, вкаждом из его дротиков таилась летучая смерть для врага. Эри еще не приходилось совершать такие напряженные переходы, он в который уж раз убеждался, как силен, вынослив и бесстрашен его отец. До встречи с людьми гор у Эри не было возможности сравнить его с другими воинами. Курага были хорошо сложенные люди, но отец превосходил их и ростом, и силой. Только Уор мало чем отличался от него.

Следуя за отцом, Эри не испытывал страха перед неизвестностью. Он знал, что отец вовремя распознает и предупредит любую опасность на пути. Если же отец не замедлял шага, хотя до слуха доносился рык тигра, значит, прямой опасности не было. Отец, казалось, вообще не обращал внимания на обитателей степей. Даже встреча с отрядом охотников задержала его лишь настолько, насколько требовалось, чтобы определить, кто это — Рослые Люди или нет.

Группа мужчин обедала у слабо дымившегося костра. По внешнему виду они напоминали рабэ. Возможно, это и в самом деле были рабэ. Если они знали кратчайшие пути от Шу к Дуа, они вполне могли оказаться здесь.

Потеряв интерес к незнакомцам, Гал поспешил дальше.

А это действительно были рабэ.

В прежние времена они преследовали бы чужаков день и ночь, пока не настигли и не убили, а теперь рабэ были уже не те. Они лишились своего места на земле и с каждым новым поколением безвозмездно растрачивали энергию и волю.

Увидев Гала и Эри, рабэ по привычке ступили в их след, но, пробежав несколько тысяч шагов, остановились: у них уже не было ни сил, ни решимости преследовать, а светловолосые были неутомимы в беге — рабэ узнали в них озерных людей, с которыми не хотели снова сойтись на тропе войны.

* * *

У Белых скал отец и сын расстались с Дуа и повернули к Синему озеру. Оставалось три дня пути вдоль реки, впадающей у Белых скал в Дуа, идва дня лесом по Соляной тропе в сторону заката солнца. За лесом— озеро, большое, как море. Там живут Рослые Люди. Так говорил Зури…

Скоро Гал и Эри увидят племя отцов, матерей и дедов. Охваченные нетерпеливым желанием быстрее достичь цели, они шли теперь без отдыха с утра до вечера.

Степь бугрилась, обрастала кустарниками и деревьями, местами в ней обнажались скалы. Внимание Эри привлек к себе зеленый камень с мягкими пестрыми разводами. Галу тоже понравился малахит, но еще больше он обрадовался оленям, лизавшим соль: до Синего озера оставалось два дня пути!

Дальше шли лесом. Река превратилась в тоненький ручеек, а потом вовсе исчезла, зато появились ручьи, текущие в ту сторону, куда шли Гал и Эри. В пути им встречались медведи, однажды они видели тигра. Взглянув на людей, полосатый зверь скрылся в зарослях. Человека он видел явно не впервые.

Наконец впереди заблестела водная гладь, и вскоре отец и сын достигли скалистого берега. Отсюда взгляду открылись прибрежная полоса и озерные дали.

Противоположный берег озера тонул в голубой дымке, за ней ввысь взлетали кружева белоснежных гор. Слева озерный берег был крут и обрывист, а справа скалы выгнулись дугой, будто кто-то огромный отодвинул их от воды, а место, где им полагалось быть, выровнял так, что образовался широкий, в несколько тысяч шагов луг, открытый к озеру и окаймленный с других сторон скалами и лесами. На лугу, среди редких дубов, стояли крытые тростником бревенчатые хижины. Около них были люди.

Гал с волнением разглядывал деревню. Он долго был лишен радости жить среди соплеменников и теперь,