Библия бедных - Евгений Бабушкин

«Люди вскочили со своих мест и, словно лишившись рассудка, начали скандировать: «Хайль, хайль, хайль!» – в течение нескольких минут. Гитлер начал говорить… Странным образом в тот же момент мне явилось видение, которое я никогда не могла забыть. Мне показалось, что поверхность Земли – в виде полушария – вдруг посередине раскалывается, и оттуда выбрасывается вверх гигантская струя воды, такая огромная, что касается небес. Хотя многого я не понимала, речь Гитлера оказала на меня колдовское воздействие. Слушателей словно оглушила барабанная дробь, и все почувствовали, что находятся во власти этого человека».

Потрясенная речью, Рифеншталь пишет Гитлеру. Внезапно он отвечает. У них романтическая прогулка вдоль моря. Гитлер обворожителен.

«Он казался естественным и раскованным, как совершенно обычный человек, ни в коем случае не как будущий диктатор… У него был с собой бинокль, и он рассматривал корабли, еле виднеющиеся на горизонте, при этом подробно рассказывая о типе каждого судна. Вскоре зашел разговор о кино. Фюрер с восторгом отозвался о «Танце к морю» и сказал, что видел все фильмы с моим участием. Неожиданно фюрер без обиняков заявил:

– Если нам доведется когда-то прийти к власти, вы будете снимать фильмы обо мне».

Так и вышло. Ирония истории: документальное кино как искусство создают белокурая арийка Лени Рифеншталь и махровый еврей Давид Абелевич Кауфман, известный как Дзига Вертов.

Кино для нацистов – важнейшее из искусств, Геббельс лично курирует пятый, кинематографический отдел министерства просвещения. Лучшие режиссеры – Фриц Ланг, Роберт Вине, Георг Пабст – уже уехали, но осталось немало мастеров, и все готовы снимать Гитлера и для Гитлера.

Почему же он, невысоко ценивший женский ум, выбирает женщину? Кажется, по самым приземленным причинам. Рифеншталь была не только гениальна. Она была еще и очень хороша собой.

«Стемнело. Мы молча шли рядом. После затянувшейся паузы он остановился, долго взволнованно смотрел на меня, затем медленно обнял и притянул к себе. Я была ошеломлена, ибо вовсе не ожидала такого поворота событий. Заметив мою защитную реакцию, он тотчас разжал объятия, отвернулся, воздел вверх руки и воскликнул:

– Мне нельзя любить женщину до тех пор, пока не завершу дело своей жизни…»

«Женщины тоже ведут войну – тем, что рожают детей»

Третий рейх называют государством ненависти, но это страна любви. Истеричной, безграничной и всеобщей любви к отцу и любовнику нации.

«Своего мужа я, конечно, люблю, но мое чувство к Гитлеру сильнее, за него готова отдать жизнь. Я нахожусь во власти фюрера до такой степени, что развелась с Гюнтером Квандтом, с которым мы жили очень хорошо. Мне ничего не стоит отказаться от богатства и роскоши. У меня было только одно желание – быть ближе к Гитлеру…»

Это говорит не простая немка. Это – вспоминает Рифеншталь – говорит ей Магда Геббельс. Та самая, что отравила себя и шестерых детей, узнав о смерти Гитлера.

Но до поражения еще далеко, и Магда готовит Гитлеру суп – он любит суп погорячее, – пока по радио соловьем заливается ее законный муж: «Женщины тоже ведут войну – тем, что рожают детей».

«Женщины принесут на свет здоровых детей, сделают их достоянием нации и тем самым внесут свой вклад в дело ее сохранения».

Геббельсу вторит Гитлер: «Наш идеал мужчины – олицетворение мужественной силы; наш идеал женщины – чтобы она в состоянии была рожать нам новое поколение здоровых мужчин».

И она рожает. До начала войны идеальная немецкая женщина рожает семь миллионов идеальных маленьких немцев. Хороший результат. Чтобы его закрепить, в 1941 году Геббельс на всякий случай запрещает контрацепцию.

Германии это все равно не поможет.

«Я не верю, что он приказывал убивать»

В феврале 1960 года тихая жительница городишка Берхтесгаден, всю войну работавшая секретарем в госпитале, внезапно получает наследство.

Свидетельство за номером 2994/48 выдают «на основании завещания и в связи с отсутствием первичной наследницы – партии НСДАП».

Женщину зовут Паула Вольф. «Мое самое заветное желание, – говорит она, – получить наконец свидетельство о наследовании, которое даст мне возможность въехать в просторную солнечную квартиру, чтобы хоть остаток жизни провести при радостном свете солнца, на который я всю жизнь понапрасну надеялась».

Двадцать один год она скрывала настоящую фамилию: Гитлер.

О старшей сестре Гитлера известно крайне мало, Гитлер об этом позаботился. Он оберегал политику от женщин и женщин от политики. Впрочем, после его смерти сестру без труда находит американская разведка. Протоколы ее допроса до сих пор не переводили на русский. Чтение это поучительное. Манифест маленького человека.

«Мой дом в Вейтене ограбили русские. Мою квартиру в Вене заняли американцы. Я не член партии или иных организаций. Политика моего брата и его взгляды никогда не были для меня поводом вступить в НСДАП. Он и сам никогда не хотел этого. Но если бы захотел, я бы вступила, чтобы его порадовать. Нет, я не верю, что мой брат приказывал убивать людей в концлагерях. Не верю, что он даже знал об этих лагерях. Возможно, что его плохое отношение к евреям было вызвано его тяжелой молодостью в Вене…»

Второй раз ее допрашивают уже в штабе 101-й воздушно-десантной дивизии. Она то и дело плачет и рассказывает, что брат был очень мил, что каждый месяц высылал ей 500 марок, а на Рождество – еще 3000.

«Его взлет расстраивал меня. Я честно вам признаюсь, я бы предпочла, чтобы он следовал своим изначальным амбициям и остался архитектором. Это спасло бы мир от множества печалей… Смерть моего брата так волнует меня… Он по-прежнему мой брат, неважно, что случилось… (в этот момент мисс Гитлер начинает рыдать, допрос заканчивается)».

Паула Гитлер умирает 1 июня 1960 года, не успев получить наследства.

В войну, развязанную ее братом, погибло пять миллионов немецких солдат и три миллиона гражданских, в том числе миллион женщин, которые так его любили.

Ботва и лебеда

От бомбежек земля становится сладкой.

Горят Бадаевские склады: мука и сахар. На пепелище люди с ведрами: собирают землю, несут домой, выпаривают сладость.

В Лениздате выходит книга про съедобную ботву. Каких только рецептов там нет! Суп-пюре из ботвы пастернака, репы, гороховой ботвы и сельдерея с мукой. Ботва турнепса и сельдерея, в масле тушенная. Оладьи из ботвы свекольника. Хотите сладостей? Извольте: 100 граммов щавеля, 20 граммов манки, таблетка сахарина – и щавелевый зефир готов.

В деликатном предисловии отмечают «большой читательский интерес» и «необходимость новых книг».

Осенняя норма хлеба – буханка в день. Люди собирают крапиву, лопух и лебеду.

Про лебеду есть в Книге Иова: «Бедностью и голодом истощенные, они убегают в степь безводную, мрачную и опустевшую, щиплют зелень подле кустов». В оригинале там арамейское слово «маллуха»: лебеда. «Хлеб с лебедой нельзя есть один, – пишет Толстой, изучавший крестьянский голод. – Если наесться натощак одного хлеба, то вырвет. От кваса же, сделанного на муке с лебедой, люди шалеют».