Древняя Греция - Томас Мартин

В Афинах Демосфен со всем своим красноречием упрекал греков за неспособность сопротивляться Филиппу: они, гремел он, «взирают на это с таким чувством, как на градовую тучу: каждый только молится, чтобы не над ним она разразилась, но ни один человек не пытается ее остановить»[133]. Афиняне разделились во мнениях, сопротивляться Филиппу или сотрудничать с ним, и не могли прийти к согласию, чтобы направить все свои тогда ограниченные государственные финансовые ресурсы на военные приготовления. В конечном счете Афины присоединились к своему вечному врагу, Фивам, возглавив коалицию государств Южной Греции, чтобы объединенными силами попытаться остановить Филиппа. Этого оказалось недостаточно. В 338 г. до н. э. Филипп и его греческие союзники разбили силы коалиции в битве при Херонее в Беотии.

Потерпевшие поражение греческие полисы сохранили свою политическую свободу во внутренних делах, но были обязаны вступить в союз под не подлежащим сомнению лидерством Филиппа. Современные ученые называют его Коринфским союзом – по месту размещения его центра. Спарта смогла остаться за пределами этого союза, но ее время как ключевого игрока со своими интересами из-за резкого сокращения населения осталось в прошлом. Битва при Херонее стала решающим поворотом греческой истории: никогда после нее греческие государства не определяли свою внешнюю политику, не принимая в расчет устремления других держав, но обычно следовали этим желаниям. Эта перемена ознаменовала финал истории греческих городов-государств как независимых игроков на международной арене, хотя они, бесспорно, оставались основой экономической и социальной структуры греческого мира. Отныне, однако, греческие города-государства играли подчиненную роль либо в составе Македонского царства, либо, после смерти Александра Македонского в 323 г. до н. э., в составе государств, образованных бывшими полководцами Александра. Эллинистические государства (так ныне именуются эти новые монархии), а также римские провинции, которые позднее сменили их в качестве политических хозяев Греции, полагались на местных лидеров греческих полисов в сборе налогов для имперской казны, а также в обеспечении порядка и лояльности граждан. В этом отношении города-государства оставались важными элементами в политической организации греческого мира, поддерживали активную общественную жизнь своих граждан, но больше никогда не решали свою судьбу самостоятельно.

Стоит задаться вопросом: могли ли греки избежать этого упадка, если бы повели себя иначе? Были бы они побеждены, случайно столкнувшись с противником, обладавшим лучшим руководством и располагавшим более значительными ресурсами, позволившими финансировать его военную мощь? Могли ли города-государства Греции дать отпор Филиппу, если бы не были ослаблены и разобщены, потратив так много денег и десятилетий на междоусобные войны? Не лучше ли было искать компромиссы с другими городами-государствами, когда возникали споры или это могло оказаться скольжением под уклон, ведущим к «рабству», как утверждал Перикл, убеждая афинян не идти на компромисс со Спартой, даже если это означает войну? Полагаю, что эти вопросы, аналогии которым, конечно, можно найти и в нашей сегодняшней истории, относятся к числу многочисленных тем, над которыми греческая история заставляет хорошо поразмыслить.

В 336 г. до н. э. один македонянин, затаивший злобу за жестокое оскорбление со стороны царя, убил Филиппа II. Ходили неподтвержденные слухи, что убийство было подстроено одной из его нескольких жен, Олимпиадой, родом из Эпира, лежащего к западу от Македонии. От Олимпиады у Филиппа был сын Александр (356–323 гг. до н. э.). Когда его отец был убит, ему только исполнилось 20 лет. Александр тут же ликвидировал потенциальных претендентов на трон и был признан царем. В нескольких молниеносных кампаниях он разбил традиционных врагов Македонии на западе и на севере. Затем он заставил полисы Южной Греции, поднявшие мятеж против Коринфского союза после известия о смерти Филиппа, снова присоединиться к нему (во время правления Филиппа Спарта не входила в этот союз). Чтобы показать, чем может обойтись неверность, Александр в наказание за мятеж в 335 г. до н. э. разрушил Фивы. Этот показательный акт террора ясно говорил, что Александр может стать во главе греческих городов-государств с их согласия (такого рода лидер назывался гегемон), но его реальная власть основана на превосходящей силе и непоколебимой готовности применить ее. Александр всегда вознаграждал тех, кто признавал его власть, даже прежних врагов, но жестоко наказывал каждого, кто пренебрег его доверием или воспротивился его амбициям.

Принудив Грецию к миру и к пусть вызывающей озлобленность, но зависимости, Александр в 334 г. до н. э. повел состоящую из македонян и греков армию в Малую Азию, чтобы, исполнив отцовское намерение и отомстив за Грецию, покорить Персию. Поразительный успех, сопутствующий Александру в последующие годы, позволил ему еще до достижения 30 лет завоевать всю Персидскую державу и заслужить на многие века звание «Великого». Во времена самого Александра величие его состояло в способности увлекать людей за пределы цивилизованного мира во враждебные, неизвестные земли, куда людям вовсе не хотелось идти, а по мере того, как он все дальше и дальше удалялся от стран и народов, известных ему с юности, уже определялось его гениальным умением варьировать тактику в зависимости от меняющихся военных и социальных обстоятельств. Александр вдохновлял войско беспечным отношением к собственной безопасности, он часто врывался в ряды врагов во главе своих воинов, подвергая себя той же опасности, что и простой воин, идущий в первых рядах. Всем был виден его украшенный перьями шлем, ярко раскрашенный плащ и сверкавшее на солнце оружие. Александра так влекла мысль о покорении дальних стран, что он отклонил совет остаться в Македонии до тех пор, пока не женится и не оставит наследника, что позволило бы избежать смуты в случае его смерти. Он и в дальнейшем заставлял тревожиться своего главного советника, человека опытного и старшего по возрасту, отказываясь почти от всех своих земель и собственности ради укрепления армии, создавая таким образом сословие новых землевладельцев, которые снабжали бы войско. Согласно Плутарху, советник спрашивал: «Что же, царь, оставляешь ты себе?» – «Надежды!» – ответил Александр[134]. Надежды эти строились вокруг героического образа воина, соперничающего славой с Ахиллом из гомеровской «Илиады». Александр всегда держал свиток с текстом «Илиады» у себя под подушкой вместе с кинжалом. Мечты Александра и его поступки являли собой крайнее выражение гомеровского образа прославленного победоносного воина, стремящегося «всегда быть лучшим» и своими победами стяжать бессмертную славу.

Александр пересек Геллеспонт, отделяющий Европу от Азии, и вонзил копье в азиатскую землю, тем самым, в гомеровском духе, претендуя на весь материк как на землю, «завоеванную копьем»[135]. Первая битва кампании состоялась у реки Граник на западе Малой Азии. Она показала качество объединенной греческой и македонской конницы, пересекшей реку и обрушившейся на сопротивлявшихся персов. Персидский меч едва не разрубил пополам голову Александра, когда тот вел вперед свою конницу, но македонский командир отсек персидскому воину руку и спас бросившегося в атаку царя. Затем Александр направился во фригийский город Гордион, столицу легендарного царя Мидаса, где оракул обещал владычество над Азией любому, кто сможет распутать невероятно запутанный узел, которым был завязан хомут старинной колесницы, хранящейся в городе. Как гласит легенда, молодой македонянин разрубил этот узел мечом[136]. В 333 г. до н. э. персидский царь Дарий III наконец столкнулся с Александром в битве при Иссе на юго-востоке Малой Азии. Александр разгромил численно намного превосходящего его силы противника уже типичным решительным ударом конницы по левому крылу персидского строя и последовавшим за тем фланговым маневром, направленным на ставку царя в центре. Чтобы избежать плена, Дарию III пришлось бежать с поля боя, бросив своих жен и дочерей, по персидскому обычаю сопровождавших его в походе. Чрезвычайно предупредительное обхождение Александра с пленными женщинами из персидского царствующего дома, как сообщают, укрепило его репутацию среди народов, населяющих империю.